Остров Фереор

Для нее уже не тайна двойное существование Ганса Кобулера. Официально — швейцарский профессор, ученый и покровитель медицинских открытий, находящийся в близких отношениях со всеми знаменитостями Европы, которых он посещает с привычной непринужденностью богатого человека, в действительности — немец, начальник экономического шпионажа во Франции. У такого «отца» она исполняет уже втечение двух лет роль секретаря-расшифровщицы.

Почему же работа эта возбуждает в ней сегодня такое отвращение?

До сих пор у нее был технический интерес: в девятнадцать лет — кандидат математических наук, увлекаясь упражнением своего не по летам развитого ума, она считала себя навсегда освобожденной от патриотических предрассудков и работала, как все руководители тайных организаций, ради одной радости успеха в разрешении трудных задач, ничуть не интересуясь влиянием, которое могут оказать эти задачи на судьбу той или иной страны. Моральные условности? Она видела столько стран, переехала столько границ, жила под столькими различными небосклонами с самого детства, а необыкновенные математические способности…

В этом интернациональном, бродячем существовании без привязанностей, в банальной роскоши наемных дворцов вместо домашнего очага она превратилась в маленькое бесчувственное чудовище, нечто вроде апостола чистого разума, — беседуя с которым в прошлом году, Энштейн пришел в восхищение, — небесного ангела вне добра и зла, чуждого обычным интересам человечества, живущего в сфере, где умственное опьянение заменяет и парализует все другие страсти.

Вот почему она без возмущения подчинилась скрытому влиянию этого псевдоотца (она знала — на смертном одре мать открыла ей, что он в действительности не был ее отцом). Вот почему она также без возмущения некогда согласилась в качестве расшифровщицы помогать ему в производстве фальшивых билетов французского банка, которое продолжается с успехом четыре месяца и наводнило Европу тысячефранковыми билетами, напечатанными в бетонных подвалах виллы, которой владел профессор в Одресселле, близ Вимеро; билеты эти были напечатаны на бумаге, принадлежащей банку, краской, идентичной с настоящей, на прессах, в точности, до малейшей черточки копирующих подлинник.

Но откуда же тогда такое отвращение сегодня?

Она всегда пожимала плечами, подсмеиваясь над глупостью людей; красивая и элегантная — потому что, несмотря ни на что, эта амазонка чистой спекуляции все же была женщиной, но, не зная собственного сердца, она всегда отстраняла от себя светские ухаживания. Когда же на вилле Вимеро у супругов Жолио она увидала доктора Маркэна, какие-то неведомые струны задрожали в ней. Она любит, нет сомнения! Новая душа возродилась в ней, захватывающая, деспотическая, любящая и чувствительная, душа ее матери-француженки, о чем с презрением говорил Кобулер. Да, француженка, да еще и влюбленная, — вот в кого превратилась Эльза-Фредерика Кобулер.

Вот уже несколько дней, как она, пока еще послушный секретарь, занимаясь расшифровкой «секретных» государственных телеграмм, адресованных морскому министерству и бессовестно перехваченных ее отцом, испытывает незнакомое доселе смущение, настоящее отчаяние: она проникала в тайны, раскрытие которых может повредить стране, которая была родиной ее матери. Но она испытывает также тайную радость, получая вместе с тем сведения о докторе Маркэне, который не отправился к полюсу, который плывет вдоль берегов Франции, которого она, быть может, скоро увидит.

В соседней комнате шаги приближаются к двери. Фредерика схватывает документ, чтобы уничтожить его. Ho к чему? Она отказывается от этого намерения и ограничивается тем, что прячет вырезку «Эксельсиора». Входит Кобулер и обращается к ней на своем убийственном французском жаргоне:

— Ну что ж, Эльза (он никогда не называл ее Фредерикой из ненависти к покойной ее матери), что ж телеграмма? Ну, и возишься ты с ней!

Он смотрит на дочь своими малахитовыми глазами с нежностью собственника и некоторым беспокойством: он смутно чувствует, что она от него ускользает, что она не оправдает его надежд, если он не будет достаточно ловок.

И он, беспощадно ворочающий людьми и мировыми событиями, — он колеблется перед некоторыми колесиками этого сложного психического механизма, которым до сих пор еще не решается пользоваться.

Она молча протягивает ему документ.