Остров Голубых Дельфинов

Реймо пошёл подбирать дротик, а я смотрела вслед этому нацепившему ожерелье из зубов морского слона мальчонке с тонкими, как щепки, руками и ногами. Теперь, став вождем галас-атов, он только прибавит мне хлопот. Но я всё равно хотела побежать за братом и обнять его.

— Я придумал себе новое имя, — сказал Реймо, возвращаясь ко мне.

— Какое? — торжественно спросила я.

— Вождь Таниоситлопей.

— Это очень длинное имя, и его трудно выговорить.

— Ничего, скоро научишься, — сказал вождь Таниоситлопей.

Я вовсе не собиралась отпускать вождя Таниоситлопея за каноэ одного, но, когда я проснулась на следующее утро, Реймо в хижине не было. Не найдя брата и около дома, я поняла, что он встал затемно и ушёл без меня.

Я испугалась. Мало ли что с ним может случиться? Конечно, слезть к морю по верёвке из водорослей ему раз плюнуть, он это уже делал, однако столкнуть с камней даже самую маленькую из лодок будет нелегко. А если Реймо и удастся без ущерба для себя спустить каноэ на воду, сумеет ли он провести его вокруг песчаной косы, где очень быстрое течение?

Представив себе все опасности, я побежала перехватить брата.

Однако по дороге задумалась: может, лучше не мешать ему? Неизвестно, когда за нами придёт корабль. А до его прихода мы будем на острове совершенно одни, и Реймо всё равно придётся повзрослеть раньше срока, ведь мне во многих случаях понадобится его помощь.

И вместо юга я внезапно повернула на север и пошла по тропе к Коралловой бухте. Если Реймо сумеет спустить каноэ в море и справится с водоворотами около косы, он войдёт в залив, когда солнце уже начнёт припекать. А на берегу его буду ждать я. Какая радость в путешествии, если потом тебя никто не встречает?

Я выкинула Реймо из головы и принялась собирать на камнях мидии[15]. Думала я о том, какие запасы нам предстоит сделать и как уберечь их в наше отсутствие от бродячих собак. Ещё я думала о корабле, стараясь припомнить, что именно сказал Матасейп. Тут я впервые усомнилась, вернётся ли за нами корабль. Отдирая от скалы ракушки, я поддалась неуверенности и время от времени разгибала спину, чтобы окинуть тревожным взглядом пустынное море, простиравшееся до горизонта и далее.

Солнце передвинулось в небе чуть выше, а Реймо всё не появлялся. Я забеспокоилась. Между тем у меня набралась целая корзина мидий, и я отнесла её наверх, на плато.

Осмотрев с высоты залив, я перевела взор вдоль берега к песчаной косе, что выдавалась в море наподобие рыболовного крючка. Там виднелись лизавшие отмель небольшие волны, а за ними, в том месте, где завихрялись течения, — извилистая полоса бурунов.

Я ждала на плато, пока солнце не достигло зенита. Тут я побежала домой, надеясь, что Реймо вернулся в селение за время моего отсутствия. В хижине никого не было.

Я торопливо выкопала яму для собранных ракушек, привалила её валуном, чтобы не добрались собаки, и помчалась в южную часть острова.

Туда вели две тропы, с разных сторон огибавшие продолговатую песчаную дюну. Не встречая Реймо на своей тропе, я подумала, что он может в это время идти по соседней, и несколько раз на бегу громко окликала его. Никто не отзывался. Зато я слышала — далеко впереди — лай собак.

По мере моего приближения к обрыву лай усиливался. Иногда собаки умолкали, но после короткого перерыва снова принимались гавкать. Лай доносился с противоположной стороны дюны, поэтому я сошла с тропы и залезла на самый верх песчаного холма.

Сразу за дюной, у края обрыва, я увидала стаю диких собак. Их было великое множество, и все они ходили кругами около одного места.

Посредине этого круга лежал мой брат. Он лежал навзничь, и я разглядела у него на шее глубокую рану. Реймо не двигался.

Я поняла, что брат умер, как только взяла его на руки. Всё тело Реймо было искусано. Он умер давно и, судя по следам на земле, так и не дошёл до обрыва.

Рядом с Реймо лежали две собаки, у одной в боку торчал обломок его дротика.

Я понесла брата домой. Добралась я туда уже к вечеру. Собаки всю дорогу шли следом, но стоило мне положить тело Реймо в хижине и выйти к ним с дубинкой, как они затрусили прочь, на ближайший холм. Вожаком у них был громадный серый пёс с длинным пушистым мехом и жёлтыми глазами. Он отступал последним.

Начали сгущаться сумерки, и всё же я поднялась за собаками на холм. Они неторопливо и без единого звука двинулись дальше. Я гнала их через две горы и одну долину, пока мы не поднялись на третью гору, которая представляла собой уступ скалы. Сбоку этого уступа находилась пещера. Собаки одна за другой скрылись внутри.

Вход в пещеру был слишком широкий и высокий, чтобы его можно было заложить камнями. Тогда я набрала сушняка и развела костёр, рассчитывая задвинуть его потом внутрь пещеры. Я собиралась просидеть тут всю ночь, подбрасывая хворост и передвигая костёр всё глубже и глубже. Однако хвороста оказалось слишком мало.

Когда взошла луна, я ушла от пещеры и через две горы и одну долину вернулась в селение.