Остров Ифалук

Я посмотрел на дело рук Яни и остался очень доволен. Теперь я понял, что единственно, чего мне не хватало всю жизнь, это тройки вытатуированных микронезийских дельфинов на бедре. Яни сотворил блестящее произведение. «Марстон позеленеет от зависти, когда увидит их», — думал я, щедро смазывая татуированное место мазью из антибиотика.

Тед и Боб внимательно наблюдали за всем происходящим. Я думаю, они больше следили за моим лицом, чем за самым процессом татуировки. А так как я не орал во время операции, они решили, что это не так уже неприятно, и назначили процедуру на следующий вечер. Боб, правда, попросил Яни сделать дельфинов покрупнее. Просьба его была удовлетворена.

Эта история оказала непредвиденное, но благоприятное влияние на наши отношения с островитянами. Все любовались татуировкой, а женщины с удивлением и восторгом показывали на нас пальцами и вдруг начинали петь ифалукскую любовную песню. Ифалукцы знали, что наше пребывание здесь подходит к концу, и видели в этом поступке символическое отождествление нас с островом. Теперь мы стали для них более близкими, чем раньше, а когда будем уезжать, то возьмем с собой кусочек Ифалука на всю жизнь.

Сознание неумолимости времени и неизбежности отъезда, успевшее немного ослабеть, возвращалось к нам по мере того, как дней оставалось все меньше и меньше. Все шло своим обычным порядком, но мы работали дольше по вечерам и стремились главным образом завершить уже начатые работы, воздерживаясь от решения новых задач. Однако оставалось одно дело, которое мне хотелось выполнить, — определить величину популяции рахомов на острове Фалалап. Мы с Марстоном видели, как самки спускали в воду созревающую икру, но не имели ни малейшего представления об их количестве.

Земляные крабы жили в земле почти повсюду. Мы с Яни думали, что сможем опознать их норы, и даже надеялись отличить занятую нору от старой, заброшенной. О точном подсчете не могло быть и речи, а приблизительный можно было сделать, сосчитав норы на определенных участках в нескольких местах.

Вооруженные четырьмя шестифутовыми жердями, мы отправились по наветренной тропе Фалалапа, время от времени сворачивая в стороны, чтобы выложить жерди квадратом и подсчитать оказавшиеся в нем норы. Нам не удавалось свободно выбирать участки для подсчета, в некоторых местах густые заросли и неровный грунт делали работу невозможной. В лесу между каменистым гребнем и болотами мы в среднем насчитали около двадцати двух нор на сто квадратных футов, но это число резко сократилось у подножия деревьев с сильно развитой корневой системой. Около половины всех нор казались обитаемыми. На гребне мы нашли всего около десяти нор на сто квадратных футов: дело в том, что норы здесь было труднее обнаружить.

Когда мы добрались до южного конца бвола, начал накрапывать дождь. Около края болота в сырой земле было много нор, причем все маленькие. Яни сказал, что большие крабы не роют здесь жилищ, хотя часто приходят сюда, чтобы поесть молодые растения таро.

Небо разверзлось всерьез. Мы соорудили шлемы-зон-тики, связав вместе, основание к основанию, два больших листа пулакса, но от них было мало пользы. В нескольких ярдах от нас стоял большой панданус, под густой кроной которого камни и земля оставались совсем сухими. Юркнув под зубчатые листья, мы прислонились к корням-подпоркам у основания ствола. А снаружи земля кипела в ливневом потоке.

Разговаривая о том о сем, мы очень скоро затронули тему о женщинах. Яни наконец решил рассказать забавную историю девушки, которая уплыла на Волеаи.

Должен заметить, что мои друзья и коллеги дома могут, конечно, втайне сомневаться, но все мы, люди Запада, вели себя в высшей степени осмотрительно в отношении дам Ифалука. Этого от нас ожидали и администрация подопечной территории, люди, организовавшие нашу экспедицию, и, без сомнения, наши жены, хотя моя супруга тактично воздержалась от каких-либо напутствий при расставании. Я сомневаюсь, чтобы ифалукцев трогал хоть сколько-нибудь тот или другой возможный вариант отношений; по установившимся правилам такие дела предоставлялось решать индивидуально и считалось, что каждый отвечает за себя. Насколько мы могли заметить, дружелюбные ифалукские дамы относились к нам так же, как наши многочисленные тети, сестры и соседки в Америке. Как-то Марстон записал в журнале: «Опасность, увы, может скорее исходить от падающего кокосового ореха, чем от здешних девушек».

Яни начал рассказ, и скоро стало ясно, что дело обстояло не совсем так, как мы думали. Ифалукские женщины, сказал Яни, сначала смотрели на нас с некоторым благоговением. Постепенно это благоговение прошло, и незамужние особы начали посматривать на нас с несколько другим, более чем добрососедским интересом. Именно в это время мы впервые показали им фотографии наших жен и детей, что произвело на них довольно сильное охлаждающее действие. Стало очевидно, что мы женаты на высокопоставленных красивых дамах и не можем заинтересоваться местными девушками.