Остров Ионы

— А вдруг что-нибудь изменилось… Я настолько отчетливо вижу вас, и эти поля, и холмы облаков, эти провалы меж ними, похожие на реки и озера, а вон там, внизу, вижу другие поля, те, что на земле, и я знаю, знаю, что это действительно Америка, штат, может быть, Невада. Так почему же это я могу видеть все вокруг, но ни до чего дотронуться не могу?

— Вы просто не успели еще привыкнуть к этому, Стив, оттого и психуете. Поначалу это меня тоже беспокоило, но затем прошло. Ах, как это замечательно! Ведь не только ты не можешь ни до чего дотронуться, но и до тебя ни одна собака дотронуться не сможет! Простите, я не вас имела в виду… а тех, которые почему-то обижали меня и презирали, когда я просто хотела заработать у них немного денег.

Как будто наметилась теперь симметрия в том, что уже две пары двигались и по верхнему, и по нижнему этажам земного мира — навстречу друг другу, одна пара с запада солнца на восток, другая с его востока на запад, вослед солнцу. Как же было приятно двум путникам, направлявшимся по небу Онлирской Америки на запад, в сторону водного Тихого океана, вдруг встретить на высоте сереньких кучевых облаков одиноко парящего меж ними молодого Икара, Дедалова сына, которому его отец смастерил первые на земле искусственные крылья, способные поднять в воздух человека посредством его мускульных усилий. Долго спорили Наталья и Стивен, Икар ли это на самом деле или кто другой, — бывший адвокат сомневался, считая невозможным столь большое перемещение во времени и вместе с этим не веря в реальность мускулолетного аппарата. Романтичная же патриотка своей страны ничего невозможного в том не видела и была уверена, что в ее великой Америке такие пустяковые проблемы давно решены — доказательством тому являются, мол, и эта встреча с мифическим сыном Дедала, и все те необычайные перемены, которые произошли и в них самих. Одно только свободное перемещение по воздуху — не учитывая даже факта их чудесного омоложения — должно было убедить, по мнению девушки, какого угодно скептика в абсолютном всемогуществе американской науки и культуры слова. И Стивен сдался, не стал спорить с нею, и они решили просто приблизиться к окрыленному юноше и попытаться заговорить с ним на каком-нибудь языке. Стивен Крейслер кроме английского знал русский и немецкий, а Наталья еще немного знала древнегреческий.

Но когда они сместились к краю большого, широкого облака, по которому шли (для передвижения пешком в воздухе ногам онлирцев нужна была все же хоть какая-нибудь, пусть и самая эфемерная, опора), предполагаемый Икар, совершавший в окне чистого воздуха, меж тучами, сложные воздушные эволюции, то бишь голубиные кувыркания «через хвост», складывая крылья и запрокидываясь на спину, а потом и перевертываясь в сальто-мортале через голову, — крылатый пилот завершил очередной кувырок, завис в воздухе и оглянулся на оклик. Но подлетать к ним не стал, а, наоборот, плотно прижал крылья к телу и стрелой, чуть наискось, помчался вниз. Обескураженные таким финалом встречи с человеком в небе, спутники лишь молча сопроводили взглядом его стремительное удаление к земле.

— Наверное, чем-то не понравились мы ему, — предположила Наталья, вздохнув грустно.

— Я думаю, он просто испугался, — возразил Стивен.

— Чего бояться Икару? Тем более нас. Ведь он же понимает, что для таких, как он, гениев, научившихся летать автономно, и для таких, как мы, туристов, пешком разгуливающих по облакам, не существует никаких проблем. Мы ведь ничем никому не можем угрожать — нам тоже! И под нами демократическая Америка!

— Но, может быть, это был вовсе не Икар?

— Кто же тогда — нагой, прекрасный, в сандалиях, в фиговых листочках, с длинными локонами, с привязанными к плечам крыльями?

— Ну, предположим, такой же, как и мы, любитель гулять по небесам человек, получивший Большую Свободу.

— Тогда зачем ему избегать нас? Нам обоюдно было бы интересно о чем-нибудь потолковать, не правда ли, мистер Крейслер?

— Например?

— Хотя бы выяснить, как это удалось Дедалову сыну настолько далеко продвинуться во времени после своего падения, то бишь после своей смерти?

— Наталья, а может, это мы смогли каким-то образом задвинуться так далеко назад в пределы «до своего рождения»?

— И что? Мы теперь в античности?

— Вполне может быть.

— Какое странное ощущение… И замечательное. Просто упоительное! Стивен, я вижу, я понимаю теперь… Все, что будет у меня в жизни, все, из-за чего я в конце концов умру, это так замечательно! Просто гениально! И даже то, что я буду одно время проституткой, и то, что стану изучать астрономию мертвых звезд, — это ведь действительно гениальное сочетание в судьбе одной женщины!

— И мне ни о чем не надо будет сожалеть: все мы, оказывается, родились от умерших звезд, тех самых, которые ты изучала в своем университете. Черная дыра извергает всех нас, и мы от рождения своего всего лишь призраки тех, которых не знаем и которые остались там, за черной воронкой. Поэтому никто не виноват в том, что он так дико одинок в жизни, — иначе и быть не должно.