Остров Южный Камуи

— Нет мотива? — невозмутимо переспросил Тагути.

— Вот именно. Если считать, что мотив отражает лицо преступления, то в данном случае его нет. Потому-то вряд ли вам удастся поймать убийцу.

— Вот как? — усмехнулся Тагути. — На тебя, вроде, и сердиться бессмысленно. Простая душа — что с тебя взять…

— Но потом-то будет не до смеху. Преступника вы не поймаете — газеты начнут трубить о бессилии полиции…

— Спасибо тебе за беспокойство, только не лучше ли тебе больше о себе беспокоиться?

— Вы хотите сказать, что я в списке подозреваемых?

— Не ты один.

— Значит, я и тот владелец бумажной мастерской?

— С ним мы до тебя встречались.

— Это вы напрасно, — снова ухмыльнулся Сакакибара. — Он мухи не обидит. У него и смелости не хватило бы, и мотива никакого нет. Он ведь всерьёз собирался на ней жениться.

— А ты сам?

— Если бы у меня был мотив, было бы интересно, но, к сожалению, тоже нет.

— Ты разве не испытывал к убитой особых, скажем, чувств?

— Вот уж бесцеремонное и грубое суждение. Сразу видно сыщика, — пожал плечами Сакакибара. — Верно, я её любил. Но не в том низменном смысле, какой вы имеете в виду. Только в смысле поэтическом, духовном.

— Значит, в поэтическом?

— Да. И значит, я любил не её одну. Я люблю всех тех девушек, что работают в этом ли захудалом баре, в других ли распивочных! Все они по-своему несчастны, но все такие чистосердечные, такие милые! Уж куда более женственные, чем все эти знаменитости и богачки с их вечными капризами и претензиями. Вот я слушаю их рассказы о всяческих злоключениях и, чтобы как-то их вознаградить, пишу им какие ни есть стихи. Знаете, как сказал Бодлер: «Женщины — рабыни музы; поэт — раб женщин».

— То есть, значит, они и сами кому-то принадлежат, и владеют кем-то?

Сакакибара что-то пробормотал — похоже, на французском, так что Тагути смысла не понял… Может быть, шептал французские ругательства из-за того, что Тагути унизил музу таким вульгарным истолкованием: «Обладать и быть обладаемым». Он помолчал, пока Сакакибара не восстановил душевного равновесия и не продолжил разговор.

— Могу вам сообщить ещё кое-что, чего вы не знаете, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — У неё в банке были сбережения почти на два миллиона йен.

— Ого!

Глаза у Тагути загорелись интересом. Сакакибара усмехнулся.

— Вы, наверное, думаете, что два миллиона йен — уже достаточный мотив для убийства, но только в этом деле деньги мотивом служить не могли. Скорее наоборот, их наличие скорее подтверждает невиновность — и мою, и Ёсимуты.

— Это почему же?

— Кадзуко всё время говорила, что, когда выйдет замуж, из этих сбережений полтора миллиона даст мужу, чтобы тот вложил в свой бизнес, а пятьсот тысяч подарит мне — у меня же ни гроша за душой. Чтобы я их употребил на издание сборника стихов. Это многие слышали. А теперь, когда её убили, мы с Ёсимутой ничего не получим — можно сказать, только теряем: он полтора миллиона, а я пятьсот тысяч. Так что эти два миллиона опосредованно доказывают нашу непричастность к делу. Вот уж полиции придётся попотеть! Сочувствую. Если смотреть на ситуацию здраво, остаётся только предположить, что виновником был человек, состоявший с убитой в близких отношениях. Близкими ей мужчинами были только Ёсимута и я. Однако, как я только что доложил, у обоих не было никакого мотива для убийства. Ну что? Понимаете, что я имел в виду, говоря, что это преступление не имеет лица, что у него нет мотива?

— Скажи, а чем ты зарабатываешь на жизнь?

— А?

На оживлённом лице Сакакибары на мгновенье мелькнуло озадаченное выражение. Должно быть, вопрос Тагути застал его врасплох. Бледные щёки юноши налились краской.

— Что вы меня спрашиваете о какой-то ерунде, когда я говорю о самом главном во всём этом деле?!

— Ага, рассердился! — со смешком поддел собеседника Тагути. — Я спрашиваю, потому что о тебе же беспокоюсь. Ты небось хочешь сборник стихов издать, а денежек-то нет? Тем не менее ты ведь в этот бар часто захаживаешь, так? Значит, полагаешь, что на это тебе денег достаточно?

— Куда хочу, туда и хожу, что хочу, то и делаю! Иногда любительскими сборничками приторговываю, иногда в пачинко немного выигрываю. Когда уж денег совсем нет, я вообще не пью. А вкалывать день и ночь — это не по мне. Можно это назвать ленью, но такова уж натура свободного человека.

— Свободного человека? — усмехнулся Тагути, поднимаясь со стула. — Думаю, нам с тобой придётся ещё встретиться. Не подскажешь ли свой адрес?

6

Когда Тагути вернулся к себе в уголовный розыск, инспектор Судзуки обеспокоенно заметил:

— Что-то вы выглядите таким усталым…

— А чего ты хочешь от старой развалины? — отшутился Тагути, вытирая лицо и шею влажным полотенцем, которое услужливо поднёс ему Судзуки.

Было по-прежнему невыносимо жарко и душно.

— Выяснил что-нибудь новое? — поинтересовался Тагути.

— На счету убитой в соседнем банке лежало около двух миллионов йен. Всё скопила примерно за год. Девушка из турецких бань — выгодный промысел.