Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Полет работал не просто много, но и методично, засиживаясь допоздна, пока все намеченные дела не были сделаны. Ф. Бэкон, помогавший ему в работе, перенял у посла многие полезные навыки, о чем с благодарностью вспоминал впоследствии: «Ничего нет опаснее для успеха дела, нежели показная распорядительность (affected dispatch). Она подобна тому, что у врачей именуется несварением (predigestion), а это всегда наполняет организм неусвоенной пищей и тайными зачатками болезней. Поэтому распорядительность в делах надобно мерить не временем сидения (sitting), но успехом дела. …Я знавал одного мудрого человека (имеется в виду Полет. – И. Д.), который при виде чрезмерной поспешности любил говорить: „Повременим, чтобы скорее завершить дело“»[74].

И еще об одной особенности посольской работы Полета и его окружения следует сказать. Я имею в виду места, в которых жили и работали дипломаты. Французский двор постоянно перемещался по стране. К примеру, когда в декабре 1576 года король и придворные переехали на несколько месяцев в Блуа, где собирались Генеральные штаты, английское посольство тоже отправилось туда. В марте следующего года двор, а за ним и посольство Полета переместились в Тур, а потом в Пуатье. Вообще же французы старались держать английских дипломатов на известном расстоянии от двора. Полет сетовал, что ни он, ни его люди ничего не знают о «многих жалобах, вражде и даже обвинениях – да, обвинениях! – в адрес короля»[75].

Как уже отмечалось выше, не один Полет в английском посольстве страдал от недостатка денег. Фрэнсису тоже приходилось сильно экономить, о чем он сообщил, в частности, своему «cousin» (термин, часто использовавшийся в уважительном обращении к любому близкому другу, не обязательно родственнику, типа русского «брат») Томасу Бодлею (или Бодли; Thomas Bodley; 1544–1613), предлагая ему свои услуги по сбору информации, интересующей английское правительство.

Для подобного обращения Бодлей был идеальным адресатом. Он происходил из протестантской семьи джентри[76], которая в период реставрации католицизма при Марии Тюдор предпочла эмигрировать в Германию, а затем в Швейцарию, в Женеву, где Томас учился в кальвинистской академии. В этой академии он изучил, кроме теологии и латыни, также древнегреческий и древнееврейский языки (Бодлей впоследствии стал одним из лучших гебраистов своего времени). После восшествия на английский престол Елизаветы I семья вернулась в Англию и Т. Бодлей продолжил образование в Колледже Магдалины Оксфордского университета. В 1563 году он получил степень бакалавра искусств, а на следующий год стал полноправным членом Мертон-колледжа, где читал лекции по греческому языку.

В 1566 году он получает степень магистра искусств, а спустя три года избирается одним из прокторов университета. Кроме того, он исполняет функции университетского оратора (Public Orator), выступая на официальных церемониях.

«Однако, несмотря на склонность к наукам и несомненные лингвистические дарования, Бодлей не стремился к университетской карьере. В своем жизнеописании он вспоминал, что в молодости „посвящал время изучению множества предметов, не имея склонности заняться каким-либо по преимуществу“, и в конце концов решил покинуть университет (в 1576 году. – И. Д.) и отправиться (получив грант от своего колледжа в размере 6 фунтов и 13 шиллингов. – И. Д.) с познавательными целями на континент, „дабы изучить некоторые современные языки и расширить свой опыт в управлении делами, намереваясь в ту пору посвятить себя и все свои усилия публичному служению государству“ (The Life of Sir Thomas Bodley. Oxford, 1983. P. 4)»[77].

Он посетил Францию, Италию, многие имперские города Германии, изучая нравы и политические институты этих стран, а также совершенствуясь в языках. Одновременно он выполнял за определенную плату разведывательные функции. По возвращении в Англию Бодлей получил место джентльмена-привратника (gentleman-usher) при королеве и в 1584 году становится членом палаты общин от Портсмута.