Остров краденых драгоценностей

 Это не была погоня за Сандрой Секки. Кристен был уверен, что найдет её, и свет фонарей, освещавших проход к леднику, должен был укрепить его уверенность. Он не хотел устраивать охоту на Сандру, как на дикого зверя, хотел лишь найти её, и был убежден, что сумеет это сделать. Вооружившись фонарем Кемпа, он двинулся между валунами. Там она и стояла, прямо против Кристена. Как белый призрак, как видение, которое может исчезнуть в любую минуту. Кристен безжалостно посветил ей в лицо. Лоб был покрыт каплями пота, лицо выдавало смятение. И страх тоже, ибо она дрожала всем телом. Но не от холода, так как была тепло одета.

 — А теперь скажите мне, почему Вы это сделали?

 Резкий, грубый голос комиссара потряс Сандру. Соскользнув с камней, она едва не рухнула в пропасть, где, вероятно, исчез и Исмей.

 Ярость Кристена была сильна, но сильны были и его руки, которыми он подхватил Александру, помешав ей покончить с собой прыжком в ледяную бездну.

 3.

 — Можете быть свободны, Сандра, — сказал комиссар, выслушав её. Узнал он немного, поскольку Сандра замкнулась в угрюмом молчании, не в силах справиться с мыслями.

 Всю ночь он не заглядывал ей в лицо и ужаснулся, когда ночная тьма сменилась сиянием утра. Лицо её стало неузнаваемым, это было лицо человека, лишенного и воли, и сил. Теодор Кристен и сам разрывался от тысячи противоречивых чувств, где преобладали ужас перед открывшейся действительностью и одновременно желание безжалостно покарать виновника этих жестоких преступлений. Но ещё сильнее было ощущение беспомощности и бессилия.

 Думая о дьяволе Молчащих скал, Кристен постепенно поддавался влиянию фантастического, но убедительного суеверия. И не он один. Могильщик Амелотти давно уже прошел через это.

 Комиссар кисло усмехнулся. Как низко он пал! Он, человек, который из нематериальных вещей верил лишь в справедливость, впал в суеверия! Впал, потому что перестал верить сам себе. С отвращением он взглянул на старика Амелотти, но в его презрительном взгляде было и ещё что-то. Какое-то любопытство, все возраставшее раз от раза. Нет, это лицо, испитое и застывшее в пьяном сне, не было лицом безумца с бессознательно искаженными чертами. Люди с нарушенной психикой проявляют свое состояние даже во сне. Но лицо могильщика, посиневшее от холода и опухшее до неузнаваемости, казалось, как ни удивительно, умиротворенным, а губы даже сложились в ехидную усмешку. Кристен не мог отвести взгляд.

 — Шеф, — услышал он за спиной тихий голос Кампонари, — что с ним, собственно, произошло?

 Кампонари, невысокий, ловкий итальянец, показал взглядом на лежащего, и Кристену пришлось его успокоить. Они коротко условились о дальнейших действиях. Когда могильщик придет в себя и будет в состоянии двигаться, Кампонари спустится вниз и приведет судью Бюргена и санитаров с носилками для Кемпа. Но сначала он позвонит в Понтрезину спасателям, чтобы объявили тревогу. Исмей, видимо разбился. Падение с высоты трехсот метров и удары о твердые выступы скал не могли кончиться иначе.

 Даже солнце в то утро светило каким-то холодным светом. Только мозг Теодора Кристена перегрелся от лихорадочных мыслей.

 Кампонари исчез внизу за пеленой легкой мглы. Сандра Секки сидела, опершись на валун и блуждая взглядом по горизонту; похоже было, что она не замечала комиссара, стоявшего перед ней. И молчала… Глаза её были широко раскрыты, но теперь Кристену показалось, что их взгляд погас и отупел, словно умер.

 Этого взгляда Кристен не выдержал. Схватив женщину за плечо, он встряхнул её.

 — Я слышала голос… голос издалека, из недр земли, с высоты небес, он звучал во мне… я была так далеко, а голос так ласков… и он повлек меня за собой. Иди уда, где Джулио, он ждет тебя, поговори с ним… ждет тебя… ждет меня…

 Глаза Сандры закрылись.

 — Это был голос Джулио. Не такой грубый, нежный, как когда-то… Иди сегодня вечером, выйди за час до заката будешь на леднике вовремя… будь там вовремя…

 Сандра содрогнулась всем телом. Лоб, виски, все лицо окропил пот. Рукой она пыталась нащупать опору.

 — Я пришла вовремя, но там был не Джулио, а дьявол Молчащих скал, я его видела: широкополая шляпа, широкий плащ и руки, ужасно длинные, и коготь, коготь!

 Она задохнулась, стиснула руку Кристена, и это прикосновение вернуло её из страшного сна в не менее ужасную действительность.

 Рассказ могильщика Амелотти казался Кристену таким же безумным: казалось, все здесь обезумели. Амелотти возвращался из Пошии и, устав, присел на тропинке, шедшей вдоль ледника. Посидел с полчаса, сколько точно — не помнил. Уже стемнело, когда он собрался тронуться дальше. Едва он поднялся, как его ударили по голове, скорее всего дубинкой. Он упал и понятия не имел, что было дальше.