В душе его была тревога, он часто посматривал на светящийся циферблат своих часов… Вдруг что-то случилось с современным механизмом: стрелки, секундная, минутная и часовая, закрутились с невероятной скоростью, словно в бессмысленной гонке, а в рамке дней недели стало выскакивать одно за другим: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг…
Послесловие
«ПРОШЛОЕ — В НАСТОЯЩЕМ»
В небе памяти моей стоит ослепительное солнце двенадцатилетней давности — оно распластывает нас на коктебельской гальке, прижимает киммерийскую пыль к полотну дорога и гонит в море — окунуться в виноградную воду, всем телом ощутить монотонную вечность соленой массы. Еще — высоко под облаками жужжит вертолет, облачко застыло от жары, где-то шуршат шины, выплевывая мелкие камешки, зеленой «Волга» М-24 Василия Аксенова, пробирающегося из Москвы на юг, через петли перешейка, сюда, в Коктебель, на улицу Десантников, где обычно маэстро останавливался с семьей, не принимая писательского Дома творчества, где тесно не мыслям, а завистливым взглядам, сплетням, всякой дребедени…
Еще в Москве мы договорились, что будем видеться в августе, плавать вместе, ходить на холм Волошина. И вот мы лежим лицом к земле, как бы прислушиваясь к ее недрам или готовые вот-вот резко вскочить и сделать рывок опять к морю… Я чувствую тяжелые, отрывистые взгляды на своей спине, на спине Вас. Палыча. Я знаю, кому они принадлежат — двум сотрудникам ГБ, которые положены служебной необходимостью средь писательских тел на пляже для того, чтобы «сечь» за крамольным писателем, главным редактором «Метрополя». «Вас. Палыч, — говорю я, — эти двое за вами секут, я знаю их по городу…» «Плевать, работа у них такая…» Однако встает и с ходу бросается в воду, долго плавает, фырча, как морж, долго лежа на спине, смотря в небо, отключившись, что-то обдумывая. Искусствоведы в штатском, с погонами, проступающими сквозь кожу на плечах, напряженно смотрят за купальщиком — не дернет ли в нейтральные воды, облегченно вздыхают, когда Вас. Палыч тяжелой походкой устойчивой, как у боцмана, выходит на берег. Боже! Знали бы они, что складывалось в голове у писателя, о чем он думал, какое слово подбирал, чтобы вскоре уйти надолго в свою каморку. Они бы испугались самих себя, понеслись с донесениями, но, увы, увы, — человек свободен настолько, насколько он свободен внутри. Особенно настоящий писатель. А он в это время заканчивал свой знаменитый роман «Остров Крым», который сегодня читатель держит перед собой.
Коктебельские дни проходили монотонно, принося очередные известия — воздушная катастрофа, погибли вместе с другими пассажирами 17 футболистов «Пахтакора», бензина в заправочных нет, и надо ездить по деревням, чтобы залить баки, что и делает зеленая «Волга». Все переживается вместе. Леша Козлов, великий музыкант, друг Василия Палыча учит всех голоданию, к компании пристали двое братьев-близнецов, которые показывают всем гимнастику йогов. Все сближаются очень быстро, мы бродим шумною толпой с девичьим хвостом, по вечерам укладываемся спать в спичечных коробках аборигенов, курим всю ночь, смеемся, под утро засыпаем, слыша шорох крыс где-то в глубине деревянного городка; голос хозяина сквозь фанеру курятников: «Хлопцы, забыл вам сказать, чтоб вы не курили у хате, бо у вас под головами две канистры с бензином 93-им…» Вовремя… Всю ночь мы только и делали, что дурачились, не зная, что в любую минуту могли взлететь в воздух… Но все это про нас, а не про Вас. Палыча, который работал, как поезд, по расписанию, — немного времени на друзей, море, пробежка в лесок километров 10, остальное — работа. В небе памяти моей облачко двенадцатилетней давности, я разглядываю его, оно медленно затягивает ослепительное солнце.
Здесь, на этом месте, я прерываю свое описание теперь уже фантастических событий моего прошлого. В мой дом врывается реальность — утро 19 августа 1991 года, Москва. Я слушаю по телевидению заявление ГКЧП, слышу с Преображенской площади нарастающий гул тяжелых машин — это танки входят в город… Господи, я же только что думал о предсказательности «Острова Крыма» и вот… Три тяжелейших дня. Москва, дом Верховного Совета России становится «Островом Крым». Ельцин издает указ за указом один точнее другого, выбивая почву из-под ног преступников, танки, пришедшие в Москву, начинают думать, они отказываются идти на штурм Главного Дома России…
Читатель, ты уже прочитал: