— А нет ли у тебя меда? — спросил он.
— У меня только сахар. Положить?
— Да, пожалуйста.
Она подняла со стола воображаемый кусочек рафинада и уронила в чашку медведя.
— Ая хочу кексов! — требовательно объявила Анжела.
Мария, вздохнув и качая головой, отошла к плите. Покрутила какие-то рукоятки и обернулась к гостье.
— Ну все, они уже пекутся.
Вернувшись к столу, Мария уселась на свое место напротив Анжелы, налила себе в чашку чая и поднесла ее к губам.
— Ох, какой горячий! Будьте осторожны, ведь…
Эту фразу она так и не закончила.
Мама Марии опустилась на колени рядом с дочерью, на лице тревога. Мария моргнула — медленно и сонно, словно сытая, довольная кошка. Когда здесь успела появиться мама? Она что, тоже пришла выпить чаю? Кажется, мама что-то говорит ей…
— Ответь мне, Мария.
— У меня тут чаепитие, мам, — сказала она.
— Я вижу, золотце. Но совсем недавно о чем ты думала?
Мария нахмурила бровки.
— О том, что чай очень горячий.
— И это все?
Она кивнула.
— А что?
— Ты не ответила мне, когда я вошла. Просто глядела в пространство.
— Я думала, что чай очень горячий.
— Ивее?
— Ивее.
Мама обняла ее, облегченно вздохнув.
— Ты пришла выпить чаю? — спросила прижатая к ее плечу Мария.
Мама разомкнула объятия.
— Нет, милая. Пора перекусить. Я испекла для тебя тортильи.
— Обожаю тортильи!
— Тогда побежали, покушаем.
— А как же мое чаепитие?
— Потом закончите. Твои куклы не станут возражать, правда?
— Анжела может. Она не любит никого ждать.
— Тогда ей стоит научиться быть маленькой леди. Порой нам приходится проявлять терпение.
— Анжела, — пригрозила Мария кукле, — прояви терпение.
Анжела, не моргая, смотрела на девочку.
— Ведите себя хорошо, пока меня нет, — добавила та. А потом вслед за матерью направилась из игровой комнаты на кухню, чтобы перекусить.
Зед
Сначала я увидел Пеппера, за ним — Елизавету. Они стояли под одним из деревьев, цепочкой выстроившихся вдоль набережной.
— Зед! — обрадовался Пеппер, широко раскидывая руки. — Bienvenidos Xochimilco[3]
Он радостно мне улыбался, и я не сдержал ответной улыбки. Пеппер был одним из самых жизнерадостных людей, кого я знал. У него было лицо херувима и горящие глаза — как раз под стать такой беззаботной, бесшабашной персоне, как он. К тому же одевался Пеппер с безупречным вкусом и стилем. Веление момента облекло его сегодня в расстегнутую у горла бананово-желтую сорочку-оксфорд с округлым подолом, наброшенный на плечи лиловый пиджак, дополненный выглядывающим из кармашка платком в горошек, того же лилового оттенка отглаженные брюки с отворотами и широким белым поясом, а также легкие белые туфли на босу ногу.
Мы обнялись и похлопали друг друга по спине.
Пепперу доставляло удовольствие, если люди хвалили его костюмы, а потому, отступив на шаг, я уважительно произнес:
— Мне нравится этот небрежно накинутый пиджак. Вылитый Ральф Лорен[4].
— Зед, — ответил Пеппер, явно польщенный комплиментом, — разве ты не слыхал, что самый элегантный способ носить пальто — не надевать его вовсе?
— Привет, Элиза, — поздоровался я, чмокая ее в щеку. Девушка источала цветочный аромат, на ней по-прежнему были широкая шляпа и здоровенные темные очки. Приняв во внимание ее розовый топик, белые шорты, браслеты, туфли на танкетке и кожаную сумочку на плече, — эти двое вполне могли бы появиться из обеденного зала «Сент-Реджис»[5].
Елизавета легонько хлопнула ладонью в мою грудь и строго погрозила указательным пальцем.
— Ты с ума сошел, — сказала она с русским акцентом — резким и несколько мужеподобным. Уронила под ноги сигарету, которую курила, и раздавила окурок носком туфли. — Ты сам хоть это понимаешь? На всю голову сумасшедший.
— Мне уже сообщили.
— Хочешь прикончить нас?
Елизавета сделала вид, что жутко на меня злится, но с задачей не справилась. Твердо сжатые губы так и норовили растянуться в милой улыбке.
— Хесус сам бросил мне вызов, — сказал я. — На него ты тоже сердита?
— Очень даже сердита. Еще один сумасшедший.
Ох уж этот акцент!
— А где он, кстати говоря? И Пита?
— Пошли в туалет. — Елизавета с сомнением уставилась на пластырь у меня на лбу. Даже сняла темные очки, чтобы рассмотреть получше. У нее были изумрудно-зеленые глаза, аристократическое лицо с ясно очерченными скулами, тонкие губы и длинные темные волосы. Когда она жила в Санкт-Петербурге (не путать с американским), Елизавета была, скорее всего, бела как снежинка, но солнце тропиков успело окрасить ее кожу бронзой.
Она провела в Мехико около четырех лет. Работала гувернанткой у богатого русского семейства, желавшего дать частное образование двум дочерям. Ее наниматель, консультант в принадлежащей Мексике нефтедобывающей компании, вращался в тех же кругах, что и Хесус, с которым она познакомилась на общем пикнике квартала. Хесус несколько недель увивался за ней, прежде чем они начали встречаться — с год тому назад.