Остров кукол

По берегам каналов я кое-где подмечал старые крестьянские постройки, цветники и прочие следы мелких хозяйств. По зеленым пастбищам бродил скот, на пустырях суетилась птица. В воде плескались детишки; мужчины и женщины гнули спины на грядках; старики невозмутимо восседали на камнях, бревнах или других импровизированных лавочках, ничем по сути не занимаясь. Пита и Елизавета приветствовали их взмахами рук. Кое-кто из стариков лениво махал им в ответ.

В какой-то определенный момент я обнаружил, что Пеппер что-то говорит, обращаясь ко мне. Я вздрогнул, развернулся. Теплое солнышко и пасторальные пейзажи погрузили меня в состояние странного гипноза.

— Что ты сейчас говорил? — спросил я, поднося к губам остатки пива.

— Порой ты будто деваешься куда-то, Зед, — заметил Пеппер в своей кипучей, радостной манере. — Я спрашиваю, понял ли ты теперь, почему испанцы нарекли Сочимилько Венецией Нового Света?

— Здесь хорошо, — кивнул я.

— Ни за что не догадаться, но эти каналы служат братской могилой.

Я сдвинул брови.

— Ты это о чем?

— Массовое погребение, — объяснил он. — Во время революции военные сотнями сбрасывали в каналы тела своих врагов.

— Шутишь?

Пеппер покачал головой.

— Совсем недавно стало ясно, что дно всех этих каналов буквально устлано костями.

Значит, все это время мы плывем прямо по кладбищу? Зеленые берега вдруг перестали выглядеть таким уж райским уголком.

Помолчав, я посоветовал Пепперу:

— Обязательно упомяни об этом в своем фильме.

— Так и сделаю.

В задумчивости я отхлебнул еще пива; позволил этому открытию набрать вес в моем сознании — и тут Пита бросила в воду окурок. Она весело щебетала с Елизаветой: рассказывала, как в юности они с Хесусом, бывало, устраивали вечеринки на этих самых каналах. Скидывались с друзьями, арендовали гондолу побольше и превращали ее в плывучий ночной клуб — с музыкой, танцами и выпивкой. В народе таких, как Пита (и Хесус, само собой), прозвали «золотой молодежью», имея в виду отпрысков мексиканской правящей элиты, чьё состояние уступало разве что жажде славы. Причем Пита и Хесус были не так уж плохи: они действительно вкалывали (скажем, Пита работала в пиар-отделе семейной пивоварни), но я терпеть не мог кое-кого из их дружков. Тех типов, знаете ли, которые хвастают четырьмя сотнями пар обуви или двумя сотнями костюмов — и держат их от чужих глаз подальше, в каких-то фешенебельных домах за бугром. Я задумался, не стоит ли подтолкнуть Пите бутылку с пивом и посоветовать выкидывать окурки туда, но это могло показаться враждебным жестом — учитывая тем более, что мы пока не успели заключить перемирие. Она сразу возомнила бы, будто мне не терпится устроить очередную сцену, и продолжила бы швырять окурки в воду, выказывая свое недовольство. В последнее время ей неплохо удается раздувать из мухи слона.

Я поерзал на узковатом стуле, устраиваясь поудобнее. Головная боль вернулась с новой силой. Может, это было предвестье очередного приступа мигрени, или меня все-таки достала жара, или сказалось выпитое пиво, но подобный стрекоту саранчи треск разбушевался в моей лобной доле. Прямо под вертикальной ссадиной, Которая, по всей вероятности, потребует наложения швов. Осторожно двигая пальцами, я занялся массажем кожи вокруг пластыря.

— Гляди-ка, Зед! — сказал Пеппер. Он показывал в просвет между деревьями у берега, где возвышалась ацтекская пирамида футов двадцати высотой. Она выглядела как театральный реквизит, выкрашенная в яркие оттенки фиолетового, розового и зеленого.

— Это декорация для телешоу, которое здесь снимают вот уже с десяток лет, — пояснил он.

— Что за шоу? — переспросил я.

— Называется «Ла Йорона». Основано на одноименной и распространенной в Мексике легенде. Вкратце: прекрасная женщина топит своих детей, отомстив мужу, который изменил ей с юной красоткой…

— В аду нет гнева…[8]

— Не то слово, Зед, — вздохнул Пеппер. — В любом случае эта женщина так терзается содеянным, что в итоге кончает с собой. Но у райских ворот ее ждет разочарование. Ей не позволено войти, пока она не приведет своих детей. В итоге она попадает в ловушку: застряв между этим миром и вышним, она навечно приговорена искать убитых.

— Отсюда вывод: не стоит убивать своих детей, чтобы напакостить кому-то другомую — Я махнул рукой, пытаясь поймать кружившую вокруг головы муху, промазал и спросил: — Отчего же ее прозвали Ла Макарена?

— Ла Йорона, Зед… На испанском это означает «плакальщица».

Я поморщился.

— Каким боком легенда относится к Острову Кукол? Ты что-то говорил о жившем там отшельнике, доне Хуане…

— Его звали дон Хавьер Солано.

— Это он наткнулся в канале на тело утонувшей девчонки?

Пеппер кивнул.

— Местные жители определенно верят, что связь имеется. Потому что считается, что теми ночами, когда чинампас затягивает туман, Ла Иорона бродит по округе, похищая чужих детей, похожих на ее собственных, и топит их в надежде, что сможет потом отвести на небеса вместо своих.

— Ну не знаю. Вряд ли Бога можно обвести вокруг пальца. Он всеведущ и так далее…

— Это легенда, Зед. Местные считают, что именно такая судьба постигла ту девочку.