Остров кукол

— Все не так плохо, как кажется.

— Выглядит скверно.

— Даже и не болит почти.

— Может, у тебя шок?

— Нет у меня шока.

— Может, у тебя внутреннее кровотечение…

— Серьезно говорю, Элиза, завязывай с этим.

— Я хотела помочь.

— Выглядит не очень страшно, Зед, — поделилась со мною Роза.

— Спасибо, милая.

— Правда не очень, — продолжала она. — Я как-то поцарапала коленку, и крови было не меньше. Но мне даже не пришлось идти к врачу. Мама промыла ссадину водой, намазала чем-то вонючим и забинтовала.

— Сколько в твоей коленке жизненно важных органов? — поинтересовалась у нее Елизавета.

— А что это такое?

Я сложил свою майку в несколько слоев и прижал к ране. Зашипел от боли и прикрыл глаза. Ткань под моей ладонью быстро превращалась в губку, впитывая кровь. Открыв глаза, я уставился в дальнюю часть комнаты. Пита закрыла собою Хесуса, пытаясь развязать ему руки. Я подцепил с пола пистолет и наставил на эту парочку.

— Отойди от него! — сказал я.

Елизавета с Розой обернулись посмотреть.

Пита и Хесус застыли оба в крайне подозрительных позах.

— Отойди, Пита.

— Почему? — спросила она, изображая недоумение. — Мы просто разговариваем…

— Ты его развязывала.

— Неправда.

— Я все видел! А сейчас просто отойди от него.

— Иначе что, Зед? — усмехнулся Хесус. — Позовешь на помощь сообщника? Чтобы он перебил и нас заодно?

— Он и сам тебя поколотит! — возмутилась Роза.

— До чего ты дошел, Зед? Бросаешь в драку семилеток? Прячешься за их спинами?

— Мне уже восемь, — обиженно заявила Роза.

— Пита, в последний раз прошу, — сказал я. — Отойди.

На ее лице боролись выражения досады и злости, но по истечении нескольких секунд она презрительно фыркнула и все-таки отползла в сторону.

— Мы знаем, почему ты его убил, — объявила она.

Мне уже обрыдло это нелепое обвинение, но стало любопытно, как же Пита видит мои мотивы: ведь я определенно не убивал Нитро.

— Просвети меня, — попросил я.

— Ты знал, что у нас с Нитро была интрижка.

Меня взбесило не столько само признание — в конце концов, я жил с этой мыслью уже пару часов, — сколько манера изложения. Кажется, Пита едва ли не гордилась своей изменой.

— Как раз собирался обсудить это с тобой, — сказал я.

— Получается, ты все-таки знал.

— Я рассказала ему сегодня ночью, — объяснила Елизавета.

— А тебе-то откуда было знать?

— Я видела вас с Нитро на пляже.

— Шпионила за нами?

— Вышла пройтись. И наткнулась на вас.

— Поверить не могу, что ты заступаешься за Зеда, хигриньо[29], — подал голос Хесус. — Ты хорошо меня знаешь. Разве я похож на убийцу?

— Я знаю, что ты ткнул Зеда ножом.

— Он напал на меня!

— А ты воткнул в него нож.

— Элиза, мы любим друг друга. Ты мне не безразлична. Переходи на нашу сторону, будь со мной и с Питой. Обещаю, что забуду эти глупости.

— Не могу, Хесус.

— Можешь. Встань и подойди сюда. Скорее!

— Нет, Хесус.

— Не советую говорить мне «нет».

— Нет.

— Я не желаю этого слышать! — взревел Хесус. И добавил, взяв себя в руки: — Ты ведь знаешь, чем это грозит, правда? Билетом на самолет в один конец. Назад в Россию.

Елизавета сжала зубы. Я тоже. Хесус вернулся к старым привычкам, к своим дешевым трюкам.

— Пара звонков нужным людям, — продолжал он, — это все, что потребуется. Твою визу отзовут, и ты оглянуться не успеешь, как окажешься в самолете. Этого тебе хочется? Всю оставшуюся жизнь пахать учителем в России, зарабатывая жалкие гроши? Я предлагаю неизмеримо больше.

Мне хотелось встрять в этот спор, велеть Хесусу захлопнуть грязную варежку, рассказать, каким дерьмом он набит, но… Это не мой бой. Елизавете предстояло самой раскусить этот горький орех.

— Что ты мне предлагаешь? — переспросила она.

— Все! — встрепенулся Хесус. — Стань моей женой, и получишь все что душе угодно!

— Ты не женишься на мне.

— Разумеется, женюсь. Я люблю тебя.

— Правда любит! — подпела брату Пита.

— Ты разве сама не понимаешь, до чего смешно это выглядит? — фыркнул Хесус. — Ты там сидишь с человеком по имени Зед Ротт? Он обычный лузер. Ничтожество. Бывший гонщик. А теперь — просто-напросто алкаш и убийца, и…

— Молчи.

— Элиза…

— Умолкни!

2

У меня болела голова, ломило шею и плечи и ныла рана в боку. Если вдуматься, то болело все тело. Я пытался проглотить комок в горле, но там было сухо, как в глотке у египетской мумии. Я весь был как выжатый лимон и не мог заставить себя встать, чтобы заново наполнить ведерко Елизаветы дождевой водой. Сквозь мутную пленку усталости я воззрился на циферблат своих часов. Десять минут пятого, до рассвета еще не менее часа. Все успели угомониться и последние полчаса то ли спали, то ли притворялись, что спят. Я беззвучно зевал и боролся с тягой самому прикрыть глаза, хоть на секунду, отлично понимая, что сразу же вырублюсь, как на операционном столе под капельницей анестезиолога. Всякий раз, когда веки начинали тяжелеть, я сильнее прижимал майку к ране в левом боку. Вызываемая боль действовала как электрошок и стряхивала с меня сонливость.