Остров любви

Он обернулся, увидал меня и приветственно замахал шапкой, потом сложил руки рупором и прокричал: «Переход делаем!»

Я закивал головой.

— У нас Мельников утонул! — закричал он снова.

— Утонул? — указывая вниз, на ревущий проток, закричал я.

Он замахал руками, завертел головой, потом показал пальцами, и я понял: «чуть-чуть» не утонул. Шум протоки мешал говорить, и я вернулся к своим. Там уже сидел Мишка.

— Что ж ты пропал? — спросил я его.

— Ааа помогал им… Ефим сссоль утопил и вещи…

Оказывается, Ефим хотел перейти протоку вброд и для этого решил перебросить через него свои вещи. Первый сверток достиг берега, но второй, пять килограммов соли, не долетел и упал в воду. Он бросил третий, с личными вещами, — и этот тоже не достиг берега. После этого решили делать переправу.

Спустя некоторое время группа людей во главе с Ник. Александровичем присоединилась к нам. Как перевернули их прошедшие сутки. Они еще больше похудели, почернели и как-то уменьшились. И опять потянулись цепочкой один за другим, опять задребезжала печь, и опять затрещал на заберегах лед. Во что бы то ни стало решили сегодня дойти до картошки. Только в ней было наше спасение. У одной из замерзших проток покурили и двинулись дальше, но не прошло и полчаса, как я услыхал гул выкриков. Бросился вперед, но споткнулся и упал. Печь больно ударила по затылку. Вскочил, поправил броском груз и опять побежал. Гул криков нарастал и приближался, и нельзя было понять, радостные они или тревожные. «Ура!» — выделился из них голос Маши. «Наверно, пришли!» — подумал я и побежал еще быстрее. Обогнул выступ обрывистого берега и увидал скученную группу, окружавшую что-то на берегу. Подбежал и увидал перевернутый бат. Сначала я не понял, в чем дело.

— Ну что глядишь, ну, муку нашли, гляди, — затормошила меня Маша. Только тут я увидал мешок, он был наполовину заполнен мукой. Что-то теплое подкатило к горлу, и я, не сознавая, что делаю, стал его ощупывать. Подбегали остальные и тоже, словно стараясь убедиться, щупали мешок.

— Это нам, нам от Константина Владимировича, — чуть ли не захлебываясь от радости, говорил Ник. Александрович.

— Да нет же, это, наверно, мука охотников. Ну кто нам пошлет полмешка, это же мало, — говорил Всеволод.

— Все равно, все равно, хоть от черта, но мука наша! Дальше не идем. Даешь лепешки! — решил Ник. Александрович.

Но все же еще прошли с полкилометра, в поисках дров. И как ни странно, разыгралась та же история, что и с печкой. Все радовались муке, а когда пришлось ее нести, никто не захотел. Попала мука к Мишке, от Мишки к Савинкину. «Что я, всех красивей, что ли, на кой черт мне», — забурчал он.

Я не стерпел, наговорил массу колкостей и в итоге отобрал от него муку.

Остановились на правом берегу. Печь сразу пошла в ход, около нее завертелся Мельников.

— Я не для них нес печь, — сказал я Ник. Александровичу.

— Да, вот если бы не он, на чем пекли бы лепешки, а? — сказал он. — Ну, впрочем, для такой радости, как сегодня, не будем ссориться. Черт с ними, завтра они понесут.

— Да разве я говорил вам, что устал? Я и сам донесу до Керби, только обидно…

Шура развела скороспелки — мука на воде, и вскоре воздух наполнился ароматом чуть-чуть поджаренного хлеба. Нужно было видеть нас, чтобы понять, с каким наслаждением мы ели лепешки. По четыре больших, белых досталось каждому, и нельзя было не радоваться мне, глядя на двигающиеся скулы: «Печь-то я принес!»

12 ноября. Ночевали у костров и рано утром, только начало рассветать, двинулись в путь. Попеременно со Всеволодом везли на печке наш груз. За ночь забереги окрепли. Далеко позади остались все. Теперь ничего не страшно, хоть и в Могды. Мука есть, правда, мы сразу съели половину ее, но дальше можно и подрастянуть остаток, и потом могли же мы, наконец, найти картошку.

День был хорош, ясен и радостен. Шли бодро, изредка перекидываясь словами. Нужно было выйти на речку Керби, на правом берегу она, а на левом против нее — Керби-Макит. По левому берегу тянется косогор. Тот самый, о котором спорили и наконец решили в пользу левобережного варианта.

— Всеволод, гляди, бат! — вскричал я и показал на левый берег.

— Жаль, что нас разделяет вода, а то посмотрели бы, может, и под ним мука, — ответил он.

Прошли еще немного, и что-то впереди зачернело у дерева. Я посмотрел пристальнее — похоже на крышу зимовки. Но не верилось в это. Не хотелось преждевременно радоваться. Шли. Черное пятно все больше принимало контуры землянки.

— Всеволод, посмотри… — Но я не успел закончить, на берегу показался человек. — Землянка! Всеволод, землянка! — и кинулся бежать к переправе. — Эгей! — кричал я человеку. — Эгей!

Человек спустился к бату.

— Всеволод, пришли, пришли, — радостно говорил я.

— Да-да, пришли, хорошо, пришли…