Я получила, наконец, твое письмо. Покорно склоняю свою голову под твоими суждениями, но виновной себя не чувствую. Все понимаю, все принимаю, но не оправдываюсь, не защищаюсь, ты не знаешь всего, чтобы так строго осудить меня. Да собственно, ты не осуждаешь меня, а жалеешь. Это ведь так явствует из каждого твоего слова. Ты пишешь, мне не хватает трезвости в поступках. Мама, позволь мне об этом самой судить. Быть может, я и ошибаюсь в частностях, в мелочах, но в главном — в честности и человечности — нет. Все учителя — психологи. У меня сорок учеников. Я не всех их узнала до конца, но научилась отличать искренних и прямых от подхалимов и карьеристов. Да-да, дорогая моя, уже в таком возрасте заложены зерна добра и зла. И теперь, когда я встречаюсь со взрослыми, то вижу в них бывших детей и почти никогда не ошибаюсь, — знаю, кто — кто.
Ты пишешь, что я еще девочка! Ну что ты, мама, — мне двадцать, да к тому же здесь, на Камчатке, слишком круты требования к человеку. Я это почувствовала на себе, и мне пришлось срочно повзрослеть. Поэтому, боюсь, поползут нехорошие подозрения, что меня, твою глупенькую, «обольстили», «обесчестили». Тебе, наверно, рисуется мой Андрей этаким верзилой, с хмурым взглядом, рычащим басом. Нет, это хороший, чистый парень, а точнее, мальчишка, с некоторым наносом бытовой скверны. Но она день ото дня все больше слетает с него. Поэтому не надо его «ненавидеть». Если бы я не хотела быть с ним, если бы не полюбила, ничего никогда бы и не произошло. И почему это «некоторые» считают, что я не могу теперь «ходить с гордо поднятой головой»? Кто это — «некоторые»? И почему? Разве не ты мне говорила, пусть он будет простой парень, лишь бы любил тебя. Так вот он — простой парень, он любит меня. Чего же еще? Или теперь, когда подошло все вплотную, ты уже иного взгляда и хотела бы, чтоб я нашла жениха с высшим образованием? Сколько я их встречала таких, с высшим образованием — «пай-мальчиков», равнодушных ко всему. А тут — сила! И я не способна к пассивной, покорной любви. Ты боишься за мой «интеллект», боишься, что я «посерею». Напротив, я столько узнала за год жизни здесь, сколько бы не узнала и за двадцать, живя дома.
Теперь относительно продления моей прописки. Мы посоветовались с Андреем и решили, что продлевать прописку не надо. Я должна жить здесь. Птенцы не возвращаются в свои гнезда, они должны строить новые. И не надо меня уговаривать. Я уже не та беспомощная девочка, что удрала от мамы на край света. И еще, подумай сама, как это будет выглядеть со стороны, если я продлю ленинградскую прописку, ведь это значит — подготовить путь к отступлению, заранее приготовить окопчик на случай позорного бегства? Нет, так не годится! Мое место здесь, рядом с ним, навсегда, куда бы нас ни забросила судьба. Я нужна ему и счастлива, что могу осчастливить любимого человека.
Я сейчас в Петропавловске у его матери, удрала на пару дней к своему дорогому и застряла из-за непогоды. А он ушел в море. Но это уже последний рейс. Сейнер встанет на ремонт, и я к нему переберусь в Петропавловск, или, как здесь зовут этот город, в Питер, и тогда уже всю зиму будем неразлучны. Я очень без него скучаю. И когда Андрея нет, мне особенно не хватает тебя. Ведь мы уже почти два месяца женатики. Счастливы. И оба мечтаем о ребенке. Ты пишешь: «Ни в коем случае». Но как же так? Если мы с ним оба мечтаем!
Больше писать тебе о нем не буду, видимо, письма дают очень туманное представление. Но, чтобы тебе знать, достаточно того, что я люблю его не с закрытыми глазами. Я его не выдумала. Это у меня раньше бывало — придумывала, но сейчас этого нет! И не обольщаю себя и не обманываю тебя, — мне бывает с ним нелегко, у него свои взгляды, свои привычки, он не очень культурен — «бытие определяло сознание», — но теперь будет мое бытие. Возможно, мне трудно, но я не слабая. Верю, у нас все будет хорошо. Верь и ты!
Целую тебя, твоя Катя.
РАССКАЗЫ
ТУДА И ОБРАТНО
Три дня пил старый, на четвертый, обалдевший от перепоя, ни с того ни с сего набросился на свою старуху и стал бить. Поставил под глазом чугунный фонарь, изрядно синяков и напоследок выгнал из дому. После чего завалился спать.
Шла весна. Только-только начинался апрель. Степанида от холодка укрылась в затишке. Она уже поотдышалась и теперь удрученно думала о себе. За последнее время совсем осатанел старый. Вся причина в вине, конечно. Так не пей, не пей. Мало ль его, все не вылакаешь. Да где там…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное