Остров мертвых. Умереть в Италбаре

– Это абсурд, – сказал Дюбуа. – И вообще, почему это вас так интересует?

– Как я уже говорил, мы старые друзья.

Его глаза расширились, потом сузились. Кое-кто еще помнил, как звали одного из старых друзей Рут.

– …К тому же, – продолжил я, – недавно она прислала мне письмо с просьбой навестить ее в связи с каким-то очень важным вопросом. Ее здесь нет, она не оставила ни сообщения, ни нового адреса. Это дело плохо пахнет. Я собираюсь ее найти, мистер Дюбуа.

От его глаз не укрылся покрой, а значит, и стоимость моего костюма, к тому же мой голос за долгие годы отдавания приказов приобрел, быть может, какие-то властные нотки. Так или иначе, Дюбуа не стал включать телефон и вызывать копов.

– Мы договаривались обо всем по телефону и через переписку, – сказал он. – Я правда не знаю, где она сейчас находится. Она просто сказала, что уезжает из города и хочет, чтобы я продал дом и все, что в нем есть, а деньги положил на ее счет в банке Фонда художников. Я согласился заняться этим и перепоручил продажу дома «Солнечным брызгам». – Дюбуа отвел взгляд, потом снова посмотрел на меня. – На самом деле она оставила сообщение, которое я должен передать кое-кому – не вам – если этот человек придет за ним сюда. Если же этого не случится, я должен переслать ему сообщение, когда пройдет тридцать дней с тех пор, как я его получил.

– А могу ли я поинтересоваться именем этого человека?

– Вот это, сэр, уже конфиденциальная информация.

– Включите телефон, – велел я, – и позвоните в Гленко, по номеру 73737373, за счет абонента. Попросите личного разговора с Домеником Малисти, директором отделения компании «Наше дело» на этой планете. Назовитесь, скажите ему «Бека-бебека, овца-чернавка» и попросите назвать настоящее имя Лоуренса Джона Коннера.

Дюбуа подчинился, а повесив трубку, встал, пересек кабинет, открыл встроенный в стену маленький сейф, достал оттуда конверт и вручил его мне. Конверт был заклеен; на нем значилось имя «Фрэнсис Сэндоу».

– Благодарю вас, – сказал я и надорвал конверт.

Когда я взглянул на три скрывавшихся в нем предмета, мне пришлось сражаться с чувствами. Там лежала еще одна фотография Кэти – другая поза, немного другой фон, – фотография Рут, чуть постаревшей и отяжелевшей, но все еще привлекательной, и записка.

Записка была написана по-пейански. В обращении меня называли по имени, за которым следовал небольшой символ, в священных текстах обозначавший Шимбо, Повелителя Громов. В конце стояла подпись «Грин Грин», а рядом с ней – идеограмма Белиона, который не числился среди двадцати семи ныне живущих Имен.

Я был сбит с толку. Лишь немногие знали об истинных личностях Носителей Имен, а Белион – традиционный враг Шимбо. Он – бог огня, живущий под землей. В промежутках между воплощениями они с Шимбо поочередно нашинковывают друг друга.

Я прочел записку. Она гласила: «Если хочешь вернуть своих женщин, ищи их на Острове мертвых. Там же тебя ждут Боджис, Данго, Шендон и карлик».

Дома, на Покое, остались 3D-фотографии Боджиса, Данго, Шендона, Ника, леди Карль (которая могла считаться одной из моих женщин) и Кэти. Те шесть, что мне прислали. Теперь он заполучил еще и Рут.

Кто?

Насколько я помнил, среди моих знакомых не было никакого Грин Грина, а вот Остров мертвых мне, разумеется, был известен.

– Благодарю вас, – повторил я.

– Что-то не так, мистер Сэндоу?

– Да, – ответил я, – но я все исправлю. Не беспокойтесь, вас это не касается. Забудьте, как меня зовут.

– Конечно, мистер Коннер.

– Доброго вечера.

– Доброго вечера.

* * *

Я вошел в дом на улице Нюэйдж. Прошелся по прихожей, по многочисленным комнатам. Нашел спальню Рут и обыскал ее. Она оставила в доме всю мебель. И несколько гардеробов и шкафов, полных одежды, и всяческие мелкие личные вещицы, которые не станешь бросать при переезде. Странное это было чувство – ходить по дому, заменившему собой другой дом, и время от времени замечать что-то знакомое: антикварные часы, расписную ширму, инкрустированную коробку для сигар; это напомнило мне о том, как жизнь смешивает то, что было когда-то тебе дорого, с тем, что всегда будет тебе чуждо, убивая его неповторимую магию, которая сохранится лишь в твоих воспоминаниях о времени и месте, где оно когда-то существовало, и до тех пор, пока ты не встретишься с ним снова, эта магия будет тревожить тебя мимолетно, сюрреалистически, а потом и она тоже умрет, когда позабытые эмоции улетучатся из картинок в твоей голове, расстрелянных этой новой встречей. По крайней мере, это произошло со мной, когда я искал следы случившегося с Рут. Пока часы пролетали мимо, а каждая вещь в ее доме просеивалась через решето моего внимания, осознание, снизошедшее на меня в офисе Дюбуа, – то, что брезжило еще на Покое, с тех пор как пришла первая фотография, – завершило свой круг: мозг-кишечник-мозг.