Наступление зимы всегда несёт в себе ожидание сказки. Сезонные работы на полях давно закончены, клюква собрана и мёрзнет на чердаке, грибы высушены, засолены и замаринованы, капуста томится под гнётом в кадушках и картошка спит в тёмных погребах. На карьерах – тонкая слюда льда. С приходом зимы заканчивается томительный сезон осенних дождей и непролазных дорог. Первый лёд собирает смельчаков, а через несколько морозных ночей уже вся детвора и взрослые, накрутив на валенки «снегурки», мчатся по замёрзшим канавам на Первые карьеры. Многие берут с собой корзинки и собирают по островам недоступную ранее клюкву. Только в самом начале зимы, когда снег ещё не скрыл границу воды и тверди, можно хорошо осмотреть и изучить контуры дальних карьеров и всех труднодоступных мест на болотах. Лёд под ногами поёт, как натянутая тетива, – «Ти-иу, ти-иу, ти-иу». Далеко слышно… Кто-то занимается заготовками камыша, кто-то собирает вязанки хвороста, а кто-то тащит в руках свежесрубленные, звенящие на морозе, берёзовые жерди. Мальчишки берут из дома спички и подпаливают островки сухой осоки и камышовые заросли с коричневыми пуховыми початками филатиков. Через много лет, любуясь живописью голландских мастеров, Серёжа обнаружил в их зимних пейзажах много узнаваемого и схожего со своим детством, и эта голландская живопись стала его любимой темой в искусстве.
За неделю до Нового года отец брал санки, верёвку, топор и отправлялся на лыжах в дальний лес – на Третью подстанцию. Возвращался он обычно с двумя ёлками и ставил их в саду перед окном. Мать выбирала ту, которая ей больше нравилась, вторую отдавали соседке. Выбранную ёлку отец закреплял верёвкой в ножках перевёрнутого табурета. Ёлка ставилась в зале, и для Серёжи наступал долгожданный и самый волнующий момент всего новогоднего праздника – развешивание игрушек. Большая картонная коробка с ёлочными игрушками приносилась из чулана. На верхушку ёлки надевалась стеклянная пика, понизу развешивались гирлянды. Поверх всей этой красоты отец набрасывал гирлянду из раскрашенных автомобильных лампочек, а внизу под ёлку ставились фигурки деда Мороза и Снегурочки. И пока ёлка стояла дома, казалось, что в доме гости, хотя никаких гостей никогда не было.
Как-то, отправляясь в очередной раз в лес за ёлкой, отец решил взять сына с собой. Вышли они до обеда. Идти пришлось по сверкающей белой целине, так как ночью подвалило снега. Отец прокладывал лыжню, Серёжа шёл следом. По заснеженной равнине полей добирались долго. Через обводную канаву были брошены два бревна, чтобы преодолеть их, нужно было снимать лыжи и осторожно карабкаться по скользким брёвнам. После обеда, когда уже были в лесу, снова пошёл снег. Срубив одну ёлку, отец выставил её на просеку и стал искать вторую. Долго искал… Наконец, нашёл, вытащил из леса и поставил рядом. Посмотрел, повертел и, не найдя её совершенной, пошёл за третьей.
Зимний день тороплив, и вскоре стало смеркаться.
Скрутив и примотав ёлки к санкам, отец и сын двинулись в обратный путь. Долго они находились в лесу, довольно устали, слегка продрогли и с самого утра ничего не ели. Надо было спешить и до темноты выйти из леса. Когда, преодолев последний кустарник, наконец выбрались на границу полей, сумерки сгустились. Почти на ощупь, ползком преодолели они опасную переправу через канаву. Заходящая луна, тускло освещая снежную равнину, едва позволяла не сбиться с пути. Серёже стало страшно, но он не подавал виду и старался не отставать от отца. Щёки замёрзли и начинали болеть от ветра, коленок он не чувствовал, а руки едва удерживали палки. Отец шёл впереди, периодически оглядывался назад и подбадривал сына. Спасительный диск луны опускался к лесу, и становилось темнее с каждой минутой. Наконец, тьма поглотила всё. Серёжа выбился из сил и стал отставать. Движение замедлилось. Серёжа стал бояться, что могут появиться волки… Эта мысль стала подхлёстывать, не давала расслабиться. Из последних сил тянулся он за отцом, и, на его счастье, в эту ночь волки не появились.
Через час впереди из темноты стали пробиваться редкие огоньки, и вскоре их стало больше. Это был посёлок. Идя почти на ощупь, отец старался не сбиваться с проложенной днём лыжни. «Надо идти вперёд, – думал он про себя. – Только вперёд» … Уже стал слышен лай собак, потом обозначился силуэт подстанции… Вот и дом, наконец…
Эту ночь и тьму над снежной равниной, спину отца, идущего впереди, и холод Серёжа вспоминал каждый раз, наряжая очередную новогоднюю ёлку. Но что было потом, когда они, совсем замёрзшие, появились на пороге, память стёрла. Наверное, были упрёки, оправдания, потом горячая ванна и мамины блины с чаем и вареньем…
Ёлки в доме ставились каждый год, но Серёжа не мог припомнить, чтобы этот праздник когда-нибудь отмечался за праздничным столом с родителями. Они, не дожидаясь боя курантов, обычно рано ложились спать, а иногда уезжали в этот день в Иваново к родственникам. И Новый год Серёжа встречал с бабушкой или в одиночестве, сидя у телевизора.