Остров на болоте

Постепенно это перешло в привычку, сначала неосознанную, а затем уже и вполне осознанную. Конечно, были школьные вечера и «ёлки» в клубе, но вот самый момент боя курантов он встречал, как правило, в одиночестве. Не имея праздничного стола, во время боя курантов он просто открывал окно и впускал в комнату свежий морозный воздух нового года…

15

В середине зимы, когда сугробы поднимались выше человеческого роста, гусеничный трактор начинал таскать по дорогам отрезанный нос броненосца – тяжёлую металлическую волокушу – и её высокими бортами раздвигать по обеим сторонам дороги слежавшийся снег. Мальчишки бежали за волокушей, догоняли и забирались в неё на ходу через заднюю распорку, и в качестве дополнительного балласта катались в ней по улицам посёлка.

Часть луговины, когда устанавливались морозы, пожарные заливали водой, и получался каток. По периметру катка ставились высокие шесты или столбы, на которых развешивались самодельные гирлянды из раскрашенных лампочек. Становилось красиво и празднично. На другой части площади, ближе к Дунаю, сооружалась большая ледяная горка. Кроме этой горки было и другое место, где детвора каталась зимой на санках. На выезде из посёлка в сторону села Архангело, слева от дороги находился глубокий песчаный котлован, называемый в народе – Курашихина гора. Зимой котлован засыпало снегом, и его откосы становились хорошими горками для катания на санках. По легенде на месте котлована когда-то стоял дом, в котором жила некая Курашиха. Однажды ночью к ней в дом проникли воры, которые убили её и ограбили, а дом подожгли. Строиться на пепелище никто не хотел, много лет место пустовало, а потом появился песчаный карьер, за которым и закрепилось такое название.

К началу марта установились солнечные дни, но зима ещё не думала уступать свои права. Лишь ветки берёз сделались темнее, освободившись от следов недавних метелей, да первые проталины на теплотрассах указывали на приближение весны.

С одним из своих приятелей, Редькиным, Серёжа гулял весь день. Друзья обошли по укатанной лыжне Купалку, оттуда по зимней дороге забрели на безжизненную в такую пору площадку гаража торфоуборочной техники и, под конец, оказались на территории механических мастерских. Старый приземистый цех по самую крышу был заметён снегом. Снег был чистый и плотный, и вместе с крышей представлял большую единую снежную горку. Пройти мимо такого соблазна и не попробовать прокатиться друзья не могли и, не раздумывая, полезли на крышу. Спуск с лавиною снега и короткое свободное падение в глубокий сугроб принесло много удовольствия. Они падали и падали в слежавшийся снег, утопали в нём по пояс и с восторгом повторяли всё сначала.

Уже мало оставалось на крыше снега, уже внизу всё было изрыто и перетоптано, и пора было расходиться по домам – сушить штаны и всю остальную одежду. Что ни говори, сегодняшняя прогулка удалась. Редькин решил съехать с крыши последний раз. Серёжа остался ждать на дороге. Редькин не спеша поднялся к самому коньку, нацеливаясь на оставшуюся нетронутой последнюю полоску снега. Его превратившиеся в сплошную ледянку штаны и такое же, замызганное снегом, старое пальто напоминали броню белого носорога. Усевшись на нетронутый ещё снег, он оттолкнулся и, прошуршав по ржавому железу обледенелыми штанами, исчез с головой в сугробе. Серёжа постоял некоторое время, дожидаясь появления из снега улыбающейся головы товарища, но голова не появлялась. Оглядевшись по сторонам, как бы убеждаясь, что он по-прежнему один стоит на дороге, Серёжа направился к тому месту, где скрылся Редькин. Осторожно ступая по насту, он подобрался к самому краю снежного провала. На всякий случай он лёг на живот и осторожно заглянул в дыру. Глубоко внизу шевелилось что-то непонятное и чёрное. Серёжа смотрел, стараясь прикинуть, что бы это такое могло быть, пока из чёрной мазутной жижи на него не уставились два Редькиных глаза. И тут Серёжа вспомнил, что летом видел в этом самом месте врытую в землю широкую железную бочку с мазутом. Именно в неё-то так ловко угодил его приятель. «Ну и ну!»– удивился Серёжа.

– Давай, вылезай, – предложил он Редькину.

Но Редькин молчал, боясь раскрыть рот, и только разглядывал свои руки, с которых стекал чёрный густой мазут, и моргал глазами. Он по шею был погружён в этот чёртов мазут и выбраться самостоятельно не имел никакой возможности. Подумав, Серёжа решил, что самому ему, пожалуй, не справиться и не вытащить товарища из этой ловушки, и побежал за подмогой.

Оставшийся один, Редькин смотрел через толщу пробитого им снежного колодца на свет и думал, что всё-таки ему повезло, что он попал точно в центр бочки, а не на край её…

– Могло бы быть и хуже, – успокаивал он себя. – Только вот мать пороть будет… Это точно.