Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича

— А что, неплохая кандидатура для командира основного экипажа, — повернулся Пушков к Милосердову.

— Согласен, — кивнул головой Милосердов, — Дерюгин с его остротой ума и склонностью к разумному риску многое может решить в экстремальной ситуации. Вторым надо бы Руденка, того самого, с «Алмаза-5». Быстро ориентируется в сложной обстановке, наблюдателен, отлично знает биологию моря.

— Что ж, Руденка так Руденка, парень он вроде цепкий, — согласился Пушков.

— Следовало бы переговорить с ними сегодня, не откладывая в долгий ящик, — высказал свое мнение парторг.

— Пригласим на 15.00, — уточнил Пушков.

Дерюгин принял предложение о глубоководном погружении относительно спокойно. Чувствовалось, что где-то в глубине души он надеялся именно на такое решение руководства и был к нему внутренне готов.

— Надо — значит надо. Откровенно говоря, даже интересно…

Руденка известие о включении в экипаж «Дельфина» заметно огорчило. Он в мыслях был уже дома, на Витебщине. Мечтал забрать на время сынишку у Ирины (она иногда позволяла) и половить с ним угрей, если озера не замерзнут к тому времени. А опоздает, можно и подледным ловом заняться. Или на лыжах всласть накататься — за год соскучился по снегу. Теперь же возвращение из экспедиции откладывалось на неопределенный срок — вряд ли удастся быстро разгадать тайну воронки.

И все же он сказал «да».

С Хачирашвили вопрос был ясен — приедет, значит, готов идти на погружение.

День выдался хлопотный. Пушков и Милосердов наметили план на первую неделю погружений, проверили расконсервацию глубоководных аппаратов, связались с плавбазами других стран и договорились о координации работ, осмотрели большой парусно-моторный катамаран — опорный пункт для «Дельфина».

За полчаса до сна Милосердов увлек Пушкова на свою обязательную прогулку по верхней палубе. Обойдя вертолеты, полюбовались закатом, перекинулись парой фраз о достоинствах металлических стрекоз, помолчали.

Милосердов оперся о фальшборт[5], задумчиво вгляделся в даль океана, подернутую легким сумраком, затем обернулся к Пушкову.

— Знаешь, Юрий, мне ведь впервые такое решение пришлось принимать, я имею в виду приказ на погружение «Дельфина». Слишком уж велик риск, которому я подвергаю других, заведомо зная, что чувство долга или увлеченность наукой не позволят им отказаться…

— К этому трудно привыкнуть, если ты не карьерист, а честный человек, — вздохнув, согласился Пушков. — Но и поддаваться сентиментальности нельзя. Думаешь, я указания даю, как семечки щелкаю?.. Здесь все равно откладывается, — Пушков прижал ладонь к левой стороне груди.

— А все-таки жаль, если придется разрушить воронку… У меня, Юрий, такое чувство, будто сидишь в лесу у костра, а кто-то залить его намеревается. Понимаешь, что иначе пожар может случиться, но и тепла терять не хочется… Миражи вот какие-то странные появились, тени прошлого… Почему, откуда? Не станет воронки — так и не узнаем ответа на этот вопрос. А вдруг и вправду, как предполагает Дерюгин, прошлое Земли на ее кристалле записано? Сколько тайн мы бы узнали, разгадав секрет записи…

— Вот за то тебя и люблю, Сергей, что не перекладываешь ответственность на высшее начальство да на подчиненных…

— Здравствуйте! — вдруг перебил разговор ученых преувеличенно бодрый голос. Это подошел вертолетный механик Володя Гребешков, который от темна до темна пропадал на верхней палубе. — Базу нашу рассматриваете, Юрий Павлович?

— Здравствуйте, молодой человек. А что — запрещается, совершенно секретно?

— Гребешков, вертолетный механик, — представил парня Милосердов.

— Нет, что вы, можно! — вроде бы застеснялся Володя. — Я к тому, что база наша — сила! Посмотреть есть на что.

Да, научная плавбаза «Академик Вернадский» была последним словом кораблестроения. Судно имело атомную энергетическую установку, автоматизированное управление и могло совершать плавание даже в десятибалльный шторм.

— Повезло нам, Гребешков, а? — подзадорил Пушков неожиданного собеседника.

— Это уж точно! — гордо отозвался Володя и отправился назад к вертолетам, где в это время другой механик Демидыч, мужчина средних лет, проверял крепление к настилу палубы посадочных поплавков.

Гребешков присел рядом на поплавок и обратился к напарнику:

— Большо-ой человек к нам пожаловал, академик из самой Москвы, значит, жди большого дела.

— Вечно ты, Володька, суешься со своим любопытством. Смотри, когда-нибудь нос оттяпают…

— Нет, попомни мое слово, Демидыч, начальство что-то задумало… Я это чую своим носом, о котором ты так неуважительно отозвался.

ГЛАВА V