Дверью в палату внезапно заскрипела Лерка. За два месяца я с ней неплохо познакомился, и если бы я её так хорошо не знал, то наверняка бы подумал, что гримаса с таким старанием натянутая на её лицо – это выражение, отражающее искреннюю озабоченность моим здоровьем. Её поведение, даже было слегка забавно, чем отвлекло меня от экрана телевизора, где уже минут пять азартно передавали друг другу эстафету бестолковые рекламные ролики.
– Как наши дела? – поинтересовался левиафан в белом халате, постукивая щупальцем по капельнице. Змея знала, что это выражение меня бесит, но каждый раз произносила его снова.
– Наши дела отлично. Нам с вами вместе не жить, детей не растить и не спать в одной постели, и поэтому, – я сделал небольшую паузу, с подчёркнутым восторгом произнёс – Мы счастливы!
– А если серьёзно… – Лерка невольно напряглась. Видать туше. Личная жизнь оппонента, вестимо, не пестрит событиями. Эх, таки искусный я вербальный фехтовальщик.
– Я говорю, досрочного жду, тоска по волюшке душу съедает. – Ответил я не без иронии.
– Вижу я, Борис, на поправку идёте. Вчера эвтаназию требовали, сегодня шутки шутите. – Лерка сделала вид, что не заметила моей колкости.
– А вы знаете, Лерочка, – в ответ на попятную врага, пронзённого остриём моего искромётного юмора, я решил говорить откровенно, – цель у меня в жизни появилась. Теперь срок мотать веселее будет.
– Какая же цель у вас появилась? – спросила Лерка с улыбкой, и, не дожидаясь ответа, уже абсцессным тоном, полюбопытствовала, – стать старшим кассиром в магазине самообслуживания? – эту фразу она уже произнесла с поистине заслуженным упоением, и добавила, выходя из палаты с ненавистью в голосе – ничего, калека, держись, ты же всё-таки мужчина.
«Вот ведь подлая тварь, по-живому лупит. Ничего мы с тобой ещё сочтёмся». Я закрыл глаза. В углу звучали приглушённые недюжим качеством динамика слова каких-то актёров. Криминальные новости и финальная реплика Лерки превратили прогресс становления жизненного вектора в эмоциональный регресс. Просторное многоэтажное здание, выстроенное на прочном фундаменте тоски и уныния, начали заселять безумие и ярость. Но теперь я был полон решимости. Теперь я уже точно встану на ноги. Я потерял прежнюю силу, но я обрёл новую, предо мной стелилась тропа, сквозь дебри тяжёлой работы над восстановлением организма, которую мне было суждено пройти.
* * *
Родители навещали меня два раза в неделю, иногда чаще. По меркам обездвиженного инвалида, это было очень редко, но требовать от них большего я не решался. Четвёртый месяц моей каторги близился к завершению и торжественный момент перерезания гипса был уже близок. Я уже давно свыкся с возвращённой человечностью и почти не думал об институте «Арментарии». Меня вычеркнули из списка Пасущих. Попутчик даже не посчитал нужным явиться ко мне для объяснений. Мог бы просто зайти попрощаться, ведь я был далеко не самым плохим служивым. Меня просто забыли, как забывают, выброшенный на свалку, перегоревший жёсткий диск. Но в этом был и свой плюс. Теперь я сам по себе. Глупые законы, формированные тысячелетия мягкотелыми трусами, уже не мои законы.
У постели сидел отец, держа в руках старую газету, открытую на развивающей страничке. Прессу я попросил принести месяц назад, сразу после просмотра новостей, где сообщалось о двойном убийстве школьниц. Я рассчитывал на то, что фотографии подозреваемых всплывут и в бумажных вариантах средств массовой информации, и не прогадал, первую страницу украшали цветные портреты убийц. Я боялся, что время сотрёт чёткие изображения лиц в моей памяти, и не мог этого допустить.
Отец изнывал, пленённый размышлениями и дурной привычкой, пытаясь вспомнить ответ на вопрос в кроссворде и нервно пожёвывая кончик шариковой ручки.
– Нет Боря, это слово нам не по зубам, давай другое. – Справедливо постановил он. Поискав глазами следующий вопрос, родитель зачитал его громко и отчётливо: – «Чудовищный морской змей, упоминаемый в Ветхом Завете, иногда отождествляемый с Сатаной», восемь букв, начинается на «Л», – папа потёр ладонью лоб, сморщился и с возмущением произнёс – да они что, совсем с ума посходили? Вот интересно, в процентном соотношении, сколько людей смогут ответить на этот вопрос, не заглянув в Википедию? Просто хамство какое-то! Они издеваются что ли?
– Левиафан, – не задумываясь, ответил я, невольно вспоминая мою гадкую сиделку.
– Ты-то откуда знаешь, эрудит недоделанный? – негодуя, спросил отец. Наши псевдоприятельские отношения позволяли себе некоторые вольности в выражениях.
– У Акунина произведение есть такое, – ответил я с наигранным достоинством, – я его читал, там корабль так назывался, вот мне и стало интересно, что это слово на самом деле означает. Но по сути ты прав, без Википедии не обошлось.
– Вот и я говорю, – пробормотал отец, вписывая буквы в клеточки, – на вопрос ответил ты, а прав оказался Я. Правильно говорю? – в его глазах блеснула озорная искорка.
– Конечно, правильно! – сказал я. Гадание кроссворда мне пресытилось, и я думал в какое русло направить беседу.