Она рассказала мне, где они жили в гетто и где – до войны. Потом рассказала про своих кукол, которые остались в старой квартире. Сейчас у неё есть только одна кукла из дома и ещё одна, которую папа нашёл для неё здесь, в чьей-то квартире. Я рассказал ей про свою белую мышку. Она испугалась:
– Ты её прямо трогаешь руками?
– Да.
– А она тебя не кусает? Не заражает болезнями?
Это было очень смешно. Я совсем забыл, что очень многие люди боятся мышей, так же как старый Барух.
– Между прочим, – сказал я, – мыши уже три тысячи лет назад были домашними животными.
– Откуда ты знаешь?
– Из энциклопедии.
– Мне нужно идти, – вдруг сказала Марта. – Я должна вернуться в укрытие.
Я кивнул.
– А ты куда пойдёшь?
– Я пойду на верёвочную фабрику. Это далеко. Мне нужно кое-что оттуда забрать.
– А ты не боишься?
– Бывает иногда.
Тогда она сняла заколку-бабочку со своей косички и протянула мне. Я взял заколку, и Марта ушла. Я немного постоял и послушал, как она спускается вниз по ступенькам. Потом нашёл на чердаке место посветлее и внимательно рассмотрел её подарок. Я даже не сказал ей, как меня зовут.
9. Мародеры
С чердака на фабрике нужно было спускаться по железной приставной лестнице. Я проверил, не шатается ли она. Папа тоже так всегда делал. Лестница стояла крепко. Я спустился вниз. Прошёл по коридорам на цыпочках. Все двери были закрыты и заперты. Дверь на склад тоже. Я посмотрел через окно во двор. И тут я увидел охранника. Он сидел посреди двора на скамейке под тополем и курил. На нём была кожаная куртка и кожаные сапоги. Я его не знал и раньше на фабрике никогда не встречал. На закрытый склад можно было попасть через одно из боковых окошек. Но только в том случае, если они не заперты. И если во дворе не сидит охранник. Если бы да кабы… Как ни жаль, но, похоже, мне придётся уйти отсюда с пустыми руками и по дороге домой собирать бельевые верёвки на чердаках. Ну и ладно. Значит, так тому и быть. Из бельевых верёвок тоже можно сплести лестницу.
И всё же я не уходил. Я чувствовал, как будто фабрика – это немножко мой дом. Наш склад. Не наш, конечно, а немцев, но всё-таки мы с папой и Барухом проработали здесь с самой зимы. Охранник поднял голову и бросил взгляд на окно, из которого я смотрел на двор. Как будто почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Я не сдвинулся с места. Я стоял на достаточном расстоянии от оконного стекла. Охранник меня не видел. Он ещё некоторое время сидел, а потом встал и начал прогуливаться по двору. И тут кто-то постучал в железную калитку на входе. Не просто постучал, а условным стуком: два раза, перерыв, три раза, перерыв, затем пять раз подряд, снова перерыв и ещё один последний раз. Охранник подошёл к калитке и открыл её. Она заскрипела таким знакомым, почти родным скрипом.
В калитку вошли два перепуганных человека.
– Вас кто-нибудь видел? – Охранник явно сердился. – Я же сказал приходить, когда стемнеет.
Эти двое начали что-то мямлить в своё оправдание. Но я не мог расслышать их слова. Они стояли практически спиной ко мне и говорили вполголоса. И тут охранник затащил их в здание. Я на всякий случай поднялся на верхний этаж. Мне было слышно, как открылась складская дверь. Через несколько минут они начали выкидывать из бокового окна мотки верёвок. «Воруют», – подумал я. Вслед за верёвками полетело несколько пустых мешков. Потом все трое вышли и начали запихивать верёвки в мешки. Под конец они завязали каждый мешок крепкой тонкой верёвкой, чтобы ничего не рассыпалось. Я видел по моткам – они взяли очень хорошие верёвки, и толстые, и тонкие. Как раз такие, какие были мне очень нужны.
Завязанные мешки они подтащили к воротам. С того места, где я стоял, было не видно, что они там делают. Но я услышал, как снова скрипнула калитка и почти сразу же с силой захлопнулась. Шаги троих мужчин торопливо удалялись по улице от фабричных ворот. Наступила тишина. Я сбежал вниз и кинулся к воротам. Мешки были там! Я схватился за один из них, но он был слишком тяжёлым. Я попробовал поднять другой. Он был полегче. Я перерезал перочинным ножиком верёвку, которой он был завязан, и заглянул внутрь. Отлично! Я снова завязал мешок и потащил его за собой – со двора на лестницу, по ступенькам и, с огромным трудом, по железной приставной лестнице на чердак. Приставную лестницу я тоже втащил на чердак. Как раз такая мне бы пригодилась, чтобы соединить два «островка» на развалинах: нижний пол и тот, который над ним. С чердака я вытащил мешок и лестницу к выходу на крышу. Лестницу пока решил оставить тут. Я не мог перетаскивать её за собой при свете дня по крыше, у всех на виду. Волочить такую тяжёлую и длинную бандуру по кровельным трапам – мосткам, по которым ходили трубочисты, – было трудно и опасно. Слишком медленно придётся идти – а днём надо передвигаться быстро. Я подумал, что как-нибудь ночью смогу вернуться сюда и забрать лестницу.