Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации

В середине лета они переехали с фермы Мартенов на комфортабельную виллу в центре деревни, около булочной. Там, по рассказам Клары, у семьи Калита был прекрасный сад, скрытый от глаз прохожих высокой стеной и толстыми деревянными воротами. Несколько раз в неделю они приглашали Клару с Полем на кофе с пирожными в компании с представителями местной буржуазии – их познакомил весьма общительный месье Мартен. Однажды Клару даже представили гранд-даме общества Сен-Дени мадам Буррад, матери Жижи и Роберты.

Клара считала Андрея Калиту несколько вульгарным, но к мадам Калита относилась хорошо. И супруги Калита были так добры к Полю! Они дарили ему потрясающие подарки, например, игрушечный электрический поезд, один бог знает как попавший на Олерон. С самого приезда в Сен-Дени Клара хотела расширить свой круг общения, и супруги Калита были ей в этом полезны. “Мы же не можем жить здесь, как изгои, – часто твердила она бабушке до знакомства с Мартенами и Калита. – С этим надо что-то сделать”.

Бабушка тоже считала, что хорошо бы иметь в Сен-Дени побольше друзей, однако местная буржуазия ее не особенно привлекала. Вместо этого она завязала дружеские отношения с мадам Брод, усатой пожилой дамой, жившей на другой стороне Портовой улицы и рассказывавшей ей истории о старых временах на Олероне: как раньше собирали урожай, давили виноград ногами, плясали и пили всю ночь напролет. Меня же, как и Клару, привлекал бомонд Сен-Дени. Крестьяне меня пугали, они носили темную одежду и никогда не улыбались детям.

Больше всего на свете я хотела познакомиться с барышнями Буррад, которые катались на велосипедах по Портовой улице в сверкающих белизной теннисных костюмах. Жюльену они не нравились, но даже это не делало их менее привлекательными в моих глазах. Однако мне приходилось довольствоваться общением с Рене, дочкой Мартенов, которая взяла меня под крыло. Она приглашала меня к себе на ферму, где мы играли в огороженном стеной саду, собирали летние фиги или прыгали через скакалку. Рене было тринадцать лет, она была пухленькая и дружелюбная. Мне она казалась несколько простоватой, но я была рада вырваться за пределы дома Ардебер. В круговороте людей, заполнивших нашу жизнь, было что-то опьяняющее. Но, как и бабушке, мне это нравилось.

Однажды июльским вечером в нашем саду появился Виктор Чернов, отчим моей матери, и его вторая жена Ида Самойловна[35]. Малыши уже пообедали, и Чернушки накрывали стол в столовой для остальных членов семьи: нас было уже девять – большое хозяйство.

Ида Самойловна была каким-то мифическим существом из моих детских фантазий, и казалось вполне естественным, что она появилась в нашем доме именно в это фантасмагорическое лето. Она была старая большевичка, и моя бабушка когда-то считала ее своей подругой. Позже, в начале двадцатых годов, Виктор Чернов ушел из-за нее из семьи.

В 1917 году Ида, оказавшись без поддержки и помощи, прибилась к семье Черновых сразу после их возвращения в Россию. Снова и снова она взывала к бабушкиному состраданию. Наверное, она понимала, что Чернов в тот момент был одной из главных политических фигур новой России.

Теперь же Ида сидела в нашем саду на скамейке около юкки. Ведьма, которую я себе воображала, была прямо передо мной. Больше всего Ида напоминала огромную гаргулью. Ее изуродовал артрит, лежавшие на коленях руки напоминали когтистые лапы, жившие своей собственной жизнью. Непонятно, как можно было променять мою прелестную бабушку на эту женщину.

Когда Черновы появились в нашем саду, бабушку сначала охватила паника. Что будет с ее репутацией, если вторая мадам Чернова поселится в деревне? В ужасе она скрылась в своей комнате. Через некоторое время она вышла оттуда и заявила, что если Черновы останутся в Сен-Дени, то ей придется уехать. Если транспорта не будет, она пойдет в Париж пешком. Но дочери долго ее уговаривали, и мало-помалу им наконец удалось ее успокоить. Довольно скоро ее природная доброта взяла верх над эмоциями, и она принесла Иде чашку чаю в сад.

Черновы объяснили, что они едут в Соединенные Штаты. Они надеются как можно скорее добраться до Марселя, но, конечно, в итоге застряли на Олероне на несколько недель.

В течение этого времени Виктор Чернов, крупный, улыбчивый, с аккуратно подстриженной белой бородой, часто приходил в дом Ардебер. Мы с Андреем сохранили приятные воспоминания о его редких визитах в Плесси. Он любил детей, и говорили, что когда-то, когда молодые Чернушки были маленькими, он был им хорошим другом… Теперь он играл с Андреем в шашки и пел малышам русские песни – у него был теплый низкий бас. Но, несмотря на это, было ясно, что он сильно подавлен. С маниакальной настойчивостью он все время пытался придумать, каким образом поскорее уехать в США. Я никогда раньше не видела, чтобы человек постоянно жил в таком сильном страхе.

К этому времени относятся мои воспоминания о стихах Пастернака, которые так любил мой отец. Я все еще помню, как он читал их, когда на пляже мы собирали плавник, выброшенный морем на берег.