Рано утром в день отъезда к нам приехал Лева на велосипеде. Он очень спешил и успел только обнять и поцеловать нас и сказать, что Сосинские и бабушка уже уехали и мельница пуста. Еще он добавил, что, по слухам, немцы нашли Рыбова в Боярдвилльском лесу, полумертвого от холода и истощения. Ясно было, что он до сих пор ничего не рассказал об “Арманьяке”, несмотря на то что с ним, по всей вероятности, обращались жестоко. Лева все повторял, обнимая нас: “Вы успеете уехать, пока Рыбов ничего не рассказал немцам. Я сердцем чувствую, вы успеете!”
На следующий день, 15 января, поздним утром на площадь перед мэрией въехал автобус. Мы долго ждали его на холодном ветру, сидя на чемоданах, – будущие беженцы, человек тридцать. Я все думала об эльзасцах, которых немцы куда-то увезли в 1940 году, – что с ними сталось? Саша спокойно играл с маленьким Фуко, у него всегда хорошо получалось общаться с малышами. Вера Калита сидела рядом с мамой, вцепившись в ее руку.
Когда мы все садились в автобус – мадам Гийонне, мадам Дюпе, полковник, Фуко, кузнец Кулон, чета Калита с их многочисленным багажом и тявкающей Бебкой, я вдруг поняла, что ни Буррадов, ни Клары здесь нет. Неужели они решили остаться? Так или иначе, судьба в последнюю минуту избавила нас от Клары. Пока автобус, пыхтя, выбирался из деревни, сердце у меня стучало, как сумасшедшее: “Больше нет Клары, больше нет Клары!”
Мир без немцев
Путь через весь Олерон казался бесконечным – вокруг были только по-зимнему унылые, полысевшие, побуревшие виноградники. Я могла думать только об отце. Неужели его перевели в крепость на острове Ре? Про нее говорили, что это настоящая средневековая темница, подобная замку Иф, где когда-то был заключен граф Монте-Кристо. Когда автобус наконец доехал до Боярдвилльской гавани, я увидела мужчин в гражданской одежде, стоявших у самой воды под охраной немецких солдат. Среди них был человек, сидевший в тачке, будто огромный младенец в детской коляске.
Пароход, пришвартованный у старинной каменной набережной, был гораздо больше гавани. Боярдвилльский порт, построенный великим Вобаном[71]
еще в XVII веке, выглядел впечатляюще и одновременно с этим казался игрушечным. Еще через несколько секунд я поняла, что человек в тачке, энергично машущий в сторону автобуса, – мой отец. Также в толпе я узнала месье Гийонне, который выглядел безукоризненно в своем неизменном черном костюме, месье Дюпе, не потерявшего ни грамма веса, и месье Фуко в парижской кепке, надвинутой на один глаз. Люди на набережной выглядели радостными – даже отец, неловко сидевший в этой странной тачке. Что с ним случилось? Такая нелепая поза – наверняка это просто очередное звено в череде приключений, выпавших на нашу долю в последние недели.Мы вышли из автобуса, отец нас обнял. Оказывается, он вывихнул лодыжку, поскользнувшись накануне вечером, когда похолодало и лужи вокруг “Счастливого дома” замерзли. Он нес два ведра с супом – суп не разлился, но сам он пострадал.
Потом последовали еще объятия и суета из-за багажа, когда немецкие солдаты начали торопить людей с посадкой на паром. Через несколько минут подъехал еще один автобус, потом другой – беженцы со всего острова. Не только наша семья воссоединилась – все вокруг были радостны и возбуждены. Однако отец сказал, что из “Счастливого дома”, к сожалению, эвакуировали не всех. По меньшей мере тридцать человек отправили в крепость на острове Ре.
Мы быстро погрузились на паром. День был ветреный, море – неспокойное. Андрей Калита и полковник помогли отцу подняться на борт. Саша вел Бебку, которая истошно лаяла и рвалась с поводка, пока они взбирались по узким крутым сходням. Команда французских моряков в беретах и резиновых сапогах, готовясь выйти в море, очень нервничала – говорили, что недалеко отсюда видели британскую подводную лодку. Люди выглядели напуганными.
Мы поднялись на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на остров – узкую желтую полоску пляжа с узором из черных водорослей, крошечные бастионы, заросшие тамариском соляные болота, откуда тянуло чем-то едким. Начинался прилив. Мы смотрели на огромное олеронское небо, которое было значительно больше острова. Вдруг, когда сходни уже поднимали, на причал въехала немецкая машина скорой помощи, а за ней – большой черный автомобиль. Один за другим из машины вышли полковник Буррад, его жена, Поль, и, наконец, Жижи и Роберта. Дамы Буррад были одеты в форму французского Красного Креста – белые головные повязки и темно-синие шляпки с вышитым красным крестом. Потом двое немецких солдат медленно вынесли носилки из машины скорой помощи. На них лежала Клара.