Остров надежды

Сегодня утром Нанехак сообщила, что у них будет ребенок. Новость обрадовала Апара, и он от волнения даже не нашелся что сказать жене. С той памятной ночи на льду, когда они спасали Ушакова, Нанехак сильно переменилась. Но эта перемена не бросалась в глаза постороннему, никто не догадывался о ней. О том, как Нанехак грела своим телом русского умилыка, знали только они трое. Никто из них не распространялся, как все было на самом деле: да, провалился в воду, чуть не замерз, но ничего, снопа выкарабкался, как случалось и раньше…

Но с Нанехак что-то произошло. Мужское самолюбие Апара не позволяло ему выведывать у жены ее мысли. Женские думы принадлежат только женщине, и негоже сильному, здоровому мужчине интересоваться ими. А может быть, он не прав? Не Нанехак переменилась, а сам русский умилык стал другим по отношению к ним? Во всяком случае, Апар заметил, что Ушаков стал реже заходить в их ярангу и остерегался оставаться с Нанехак наедине. Может быть, жена почувствовала влечение к русскому? И такое случалось среди местных женщин. Бывало, что женщина уходила к другому, и, если у мужчины не было ни сил, ни решимости вернуть ее, он оставался один на посмешище, как покинутый… Бывало и наоборот: мужчина оставлял женщину…

Но здесь вроде бы ничего такого не было. Русский умилык, похоже, местными женщинами не интересовался.

А та новость, которую Апар сегодня утром услыхал от жены, свидетельствовала о том, что он так и остался тем единственным мужчиной, которого судьба раз и навсегда предназначила Нанехак. Будущее дитя – самое веское и убедительное тому доказательство.

Эти мысли привели в равновесие растревоженное сердце Апара, и он думал теперь о том, что надо будет расширить ярангу, хорошенько запастись этим летом всем необходимым. Эх, если бы здесь были олени!..

Оглядев еще раз морское пространство, Апар повернул обратно и вышел в поселение с морской стороны, напротив деревянного дома.

Сегодня ребятишки, которых Павлов учил грамоте, высыпали на солнце и катались в своих нерпичьих штанах с высокого сугроба.

Ушаков широкой лопатой откапывал окна, впуская в комнату дневной солнечный свет.

Апар поздоровался с ним и вдруг неожиданно для себя сообщил:

– Нанехак сказала, что у нас будет ребенок.

– Это хорошая весть!

– Я тоже думаю, что хорошо.

– Когда это случится?

– Наверное, в самом конце года, когда солнце уйдет за горизонт…

Апар думал, что будущий ребенок, будь это сын или дочь, конечно, не заменит солнца, но с новым, только что родившимся человеком зимовать будет куда легче.

Первая островная весна радовала людей добычей. От признаков зимней цинги и других болезней не осталось и следа. Поздоровел даже Старцев, получивший хорошую нахлобучку от Ушакова за дурное обращение с женой.

– Послушай, Старцев, – строго сказал ему Ушаков, – если я еще раз услышу, что ты бьешь жену, с первым же попутным судном вышлю тебя с острова. Учти, что и такое право у меня есть. Что же касается твоей жены и детей, то Советская власть не оставит их без помощи. А вот что будет с тобой – неизвестно. Я распорядился, чтобы тебе больше не давали спирту…

Старцев молча выслушал Ушакова, ничего не сказал, но, вернувшись домой, неожиданно запряг собак и уехал в тундру. Вернулся он дня через три с медвежьей шкурой и живым медвежонком.

Приближался Первомайский праздник. Ушаков решил в этот день собрать в поселении всех островитян. Несколько упряжек с гонцами отправились на север и на запад. Апар уехал по знакомой дороге за Аналько.

Оставшись одна, Нанехак убралась в яранге и стала кроить праздничную камлейку из пестрого ситца. Жена диктора Савенко обещала сшить ее на своей машинке. Собрав выкройку, Нанехак отправилась в деревянный дом и у входа столкнулась с Ушаковым.

Женщина вспыхнула и, опустив глаза, тихо сказала:

– Здравствуй, умилык.

– Здравствуй, Нана, – ответил Ушаков. – Что-то тебя совсем не видно…

– И ты почему-то к нам не заходишь…

– Дел много…

– Раньше, пожалуй, дел у тебя было побольше, чем сейчас, однако ты находил время…

– Апар мне сообщил, что у вас будет ребенок, – немного помолчав, сказал Ушаков.

– Может быть… – снова потупилась Нанехак.

– Я надеюсь, все будет хорошо, – улыбнулся ей Ушаков. – Ты знаешь, что я очень хорошо отношусь к тебе.

– Я это знаю, – тихо отозвалась Нанехак. – Думаю, что мое дитя будет похоже на тебя, умилык…

Ушаков опешил. Затем, овладев собой, возразил осторожно:

– Но как же это?.. У нас ведь с тобой ничего не было…

– Мы спали вместе в одном меховом мешке всю ночь, – прерывающимся от волнения голосом тихо молвила Нанехак. – И это была самая счастливая ночь в моей жизни.

– Но, Нана…

– Подожди, умилык… Дай мне сказать… Я знаю, что ты думаешь: детей зачинают иначе. Пусть так, считай, как ты хочешь, но у меня свое соображение…

– У тебя есть муж, Апар, – напомнил Ушаков.

– Да, есть, – ответила Нанехак. – И мое дитя будет похоже и на него тоже…

– Нана…

– Но больше на тебя, потому что я о тебе все время думаю, – тихо закончила Нанехак и проскользнула мимо, оторопевшего Ушакова в комнату доктора Савенко.