– Весной, когда откроется море, не исключена возможность, что сюда снова пожалуют непрошеные гости. Так вот, я хочу, чтобы они видели: здесь живут и работают люди. Советские люди. Сначала поставим знаки, а ближе к лету, к тому времени, когда откроется море, на некоторых из них укрепим красные флаги.
– А мы вот с Нанехак решили построить дом, – признался Апар.
– Какой дом? – не понял поначалу Ушаков.
– Деревянный.
– Деревянный? А где дерево возьмете?
– Да его сколько угодно на берегу, – сказал Апар. – За лето можно набрать не на один дом.
– А что, вам в яранге не нравится?
Апар ответил не сразу.
– В яранге тоже хорошо, – раздумчиво проговорил он. – Но уж если мы собираемся жить по-новому, то и жилище надо менять. Чтобы было место где поставить умывальник, да и дневной свет не худо впустить внутрь…
– А это неплохая идея! – одобрительно воскликнул Ушаков. – Ведь рано или поздно эскимосу надо расставаться с древним жилищем. Георгий вырастет, пойдет в школу, ему понадобится стол, чтобы было на чем писать…
– Вот только стекла у нас нет да кирпича для печки, – сказал Апар.
– Найдем и стекло и кирпич! – обещал Ушаков.
Значит, все-таки зреет в людях мысль о переменах, о новой жизни. Эскимосы думают об этом сами и даже строят планы на этот счет. Ушаков как бы новыми глазами посмотрел на Нанехак. Вот, оказывается, где еще таятся подспудные силы, которые можно привлечь на свою сторону!
Гости ночевали в пологе. Поздним вечером Анъялык вышел покормить собак. Ушаков разоблачился до нижнего белья и полулежа разговаривал с хозяевами.
– В эскимосской жизни много отсталого, – говорил он. – Особенно то, что касается чистоты тела и жилища. Я понимаю, в яранге ни помыться, ни постирать. Негде. Да и тепло надо держать малыми силами мохового светильника.
– А мы раньше и не знали, что можно жить по-другому, – призналась Нанехак. – Мне казалось, что та жизнь, которой живет русский или американец, она не подходит эскимосу или чукче. Я даже думала, что вы иначе устроены, часто моетесь, потому что кожа у вас белая.
Апар разделся, оставив лишь между ног кусок вытертого пыжика. Нанехак была в плотно облегающих черных трусиках, а голый Георгий ползал по шкурам и пытался засунуть в рот большой палец правой ноги Ушакова.
Ушаков настолько привык к ярангам, он и представить себе не мог, что в зимнем эскимосском жилище будет как-то иначе. Как можно в одежде находиться в жарко натопленном пологе, если, скинув ее, чувствуешь, как отдыхает все тело, как живительное тепло проникает в тебя, накапливаясь, собираясь для будущих испытаний на обжигающем морозом ветру?
Он уже не обращал внимания на то, что совсем рядом, в тесном меховом пологе покачивались налитые молоком груди Нанехак с белой капелькой на темно-коричневом соске.
– И еще нам с Нанехак хотелось бы выучиться грамоте, – сказал Апар. – Но как это сделать? Не будет же Павлов ездить сюда ради нас?
– А может быть, вы переселитесь назад, в поселок? – сказал Ушаков. – Там и будем строить новый дом.
Услыхав это, Нанехак замерла от едва сдерживаемой радости. Конечно, ей хотелось бы жить в большом поселении, рядом с деревянным домом, где живет любимый человек. Но она не смела об этом думать, а тут умилык сам предлагает. Она только сказала:
– Георгию нужны товарищи…
– Значит, так и решим, – улыбнулся Ушаков. – Летом, перед началом моржовой охоты, переселяйтесь.
– Я думаю, прежде надо построить дом, – сказал Апар.
– Можем пока и в старой яранге пожить, – возразила Нанехак. – Как же мы будем строить дом в поселении, живя здесь?
– Нанехак права, – кивнул Ушаков.
Она с благодарностью посмотрела на умилыка и, подхватив ребенка, сунула ему полную, налитую теплым молоком грудь.
Георгий зачмокал, а мужчины вернулись к своей беседе.
– А что Павлов не поехал с тобой? – спросил Апар.
– Занят с ребятишками. Я и так его частенько отрываю для других дел. А он свое дело любит. Мечтает о настоящей большой школе.
– Как думаешь, будет пароход в этом году?
– Все дело в ледовой обстановке, – ответил Ушаков. – Если позволят льды, пароход обязательно будет.
– Хорошо бы, – мечтательно проговорил Апар. – Хочу купить себе будильник и патефон.
– Привезут, – заверил его Ушаков.
Его беспокоило, что Анъялык так долго задерживается, ведь завтра рано утром им выезжать.
– Что-то долго кормит собак Анъялык… – сказал он.
– Да он их давно накормил, – заметил Апар.
– Тогда почему не идет в ярангу?
– Пусть побудет один, – мягко произнес Апар. – Он любит одиночество, ему так легче.
– Почему? – заинтересовался Ушаков.
– Потому, что он убил своего отца, – просто и буднично, как будто речь шла о нерпе, ответил Апар.
– Как убил? За что?
– Убил согласно обычаю… Отец его сам попросил. Сын не может отказать отцу в такой просьбе, иначе худо будет.
Но тут в чоттагине послышался стук колотушки из оленьего рога, которой выбивал снег из кухлянки Анъялык, и разговор на эту тему пришлось прервать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ