Остров надежды

Нора сначала старалась держаться достойно, но наступил момент, когда она сосредоточилась на том, чтобы просто не потерять сознание, тогда как солнце поднималось все выше, а девушки со смехом ругали и унижали ее. На ее руках уже давно образовались водянки, ноги были изранены, а промежность от каждого движения болела после последней ночи, проведенной с Аквази. Ее надежды немного улучшить свое положение жертвы, увы, не оправдались. Все ее попытки потрогать саму себя и тем самым хоть немного возбудить, пока он не накинулся на нее, были безуспешными. В тот момент, когда Аквази приходил к Норе, у нее все сводило судорогой от страха и ожидания боли. Жжение она могла уменьшить только с помощью мази, но у нее не было времени приготовить ее. Не говоря уже о том, что ей никто бы не разрешил свободно собирать целебные травы для ее изготовления. Хотя в Нэнни Тауне и были огороды с лекарственными растениями, но большинства из них Нора не знала. Знания о целебных свойствах этих трав, должно быть, пришли на Ямайку из Африки, а не из Европы.

Конечно, существовали дикорастущие растения, например, алоэ вера, которое росло в Каскарилла Гардене на каждом углу и годилось для приготовления мазей, с помощью которых лечили раны. Но непосредственно в Нэнни-Тауне они не росли, а Аквази никогда бы не разрешил Норе выйти из поселка, чтобы найти эти растения. В конце концов, она собрала все свое мужество и спросила женщин про баарм мадда, однако только вызвала этим еще большее озлобление.

— Что такое, белая женщина, ты беременна? Ты что, не хочешь ребенка? Но это тебе не поможет! Это и мне не помогло!

Джулия, одна из замужних женщин постарше, очень хорошо говорившая по-английски, уставилась на Нору злобным взглядом. Нора спросила себя, что же было тому причиной. Она не сделала ничего, чтобы прогневить Джулию. Однако та, казалось, сама хотела рассказать обо всем.

— Мой баккра затащил меня в свою постель, и я хотела избавиться от ребенка! — сказала она Норе. — Однако миссис хотела детей-рабов. Она поймала меня и приказала выпороть плетьми. А потом они держали меня на цепи, пока не родился ребенок. К сожалению, ребенок был светлым, почти белым, и было сразу видно, кто его сделал мне. Тогда она отобрала у меня ребенка. И я никогда больше о нем не слышала...

Нора была потрясена, но Джулия говорила об этом уже очень спокойно. Наверное, у нее не осталось больше слез. И, конечно, у нее не было никакого сочувствия к беде белой женщины.

В конце концов, Норе в ее тяжелом положении помогла Манса — тем, что попросила у Нэнни мазь. Маану все еще очень часто пребывала в обществе королевы, и Манса также видела ее, хотя Нэнни и девочка явно не любили друг друга. Королеве не нравилось, что Манса по-прежнему много плачет и тоскует. Она упрекала Маану за то, что та воспитывает свою сестру слишком мягкотелой.

— Пошли девчонку на поле, пусть поработает, тогда перестанет ныть! — твердо сказала женщина из племени ашанти.

В ее народе мужчин и женщин с малолетства воспитывали в духе гордого и стоического перенесения трудностей. Маану же, наоборот, выросла в среде, где четко разделялось положение полевых и домашних рабов. Для нее послать Мансу на поле означало унизить девочку. Однако в конце концов она подчинилась распоряжению королевы. Манса рыдала горькими слезами — хотя полевая работа для женщин в Нэнни-Тауне даже и сравниться не могла с мучениями на тростниковых полях у плантаторов. Если бы Нора не была презираемой всеми, истерзанной белой рабыней, то уход за растениями и сбор урожая овощей и зерновых доставлял бы ей даже удовольствие. При этом женщины пели или рассказывали друг другу разные истории, часто делали перерывы и болтали друг с другом. Большинство детей из поселка совершенно добровольно помогали им, играли между грядками и делали себе игрушки из дерева или садовых отходов.

Несмотря на свое отчаяние, Манса старательно махала мотыгой. Девочка никогда не была беззаботным ребенком, с малых лет знала, что она — рабыня, которую терпят только до тех пор, пока она приносит пользу. Норе было жаль ее. До сих пор она никогда не задумывалась о различиях в положении домашних рабов и кухонной прислуги в Англии. Однако теперь ей стало ясно, насколько иным все было для Мансы, Салли и даже для Маану. Если прислуга не выполняла своих обязанностей или в чем-то ином не устраивала работодателя, она могла в худшем случае всего лишь потерять работу. Мансе же и другим детям-рабам угрожала продажа на поля.

Все же жители Нэнни-Тауна разговаривали с Мансой, и Нора попросила у нее помощи, чтобы узнать, есть ли тут баарм мадда. После этого девочка принесла ей мазь от королевы Нэнни.

— Здесь они не иметь баарм мадда, — с несчастным видом сообщила она. — Только Нэнни, она это знает из Африки...

Нора с недоверием понюхала горшочек с мазью. У этой смеси был странный запах, а коричневый цвет и глинистая консистенция выглядели незнакомыми и тоже не вызывали доверия. А следующие слова Мансы о знаниях Нэнни в качестве знахарки породили еще больше сомнений.