Нора терпеливо и тихо сидела, пока Маану заплетала ее волосы и украшала их цветами апельсина. За последний год девушка достигла в этом деле значительных успехов под руководством специально обученной и ужасно дорогой служанки леди Холлистер. А в возможностях потренироваться недостатка не было. Элиас не преувеличивал, когда сразу после прибытия Норы на Ямайку рассказал об активной жизни здешнего общества. Во время рубки тростника светская жизнь замирала, зато остаток года был заполнен приглашениями на увеселительные мероприятия — от пикника в саду до большого бала. Плантаторы даже время от времени устраивали охоты, причем роль лисы выполняла пара молодых рабов. Норе поначалу это показалось ужасным, однако черные парни на самом деле находили удовольствие в том, чтобы максимально затянуть погоню, и даже хихикали, когда собаки, в конце концов, настигали их. Довольное и в большинстве случаев к тому времени уже подвыпившее охотничье общество щедро награждало хороших бегунов сладостями и мелкими деньгами. Однако на Нору отрезвляюще подействовала прежняя отстраненность Маану, когда та однажды готовила свою хозяйку к балу, который должен был состояться после охоты.
— Сейчас это игра, миссис, и никому от нее вреда нет. Но когда очередной ниггер совершит побег, вся собачья свора точно так же бросится за ним. И тогда у охотников появятся ружья, а «лисице» будет уже не до смеха!
Нора с тех пор держалась подальше от охотничьих забав, что, к счастью, не составляло труда. Элиас, который, как и раньше, был не слишком искусным наездником, тоже не особенно рвался туда. Однако в остальных светских сборищах он все же должен был принимать участие, и супруга его терпеливо подчинялась принятому обычаю, хотя радости от этого получала мало. У Норы было много знакомых, но не было друзей среди плантаторов: она не любила ни разговорчивых мужчин, ни их жеманных, скучающих жен, которые могли часами болтать о том, как, несмотря на карибское солнце, им удается сохранить белоснежный цвет лица. Они ругали своих ленивых и ни на что не способных домашних рабов, вместо того чтобы приложить хоть какое-то усилие и чему-то научить этих людей, и жаловались на жару и недостаток культурного общения. Нора ненавидела их покровительственные комплименты, расточаемые по поводу ее работы в поселении рабов: «Так вот, я бы так никогда не смогла, дорогая! Жара и грязь! И эти люди ведь потеют!» Однако Нора делала хорошую мину при плохой игре хотя бы для того, чтобы помочь рабам. За последние месяцы все чаще и чаще до нее доходили призывы о помощи с других плантаций. Обычно их передавали Маану или Адвеа. Если где-то на соседней плантации мужчина был ранен или женщина страдала судорогами и кровотечениями, рабы с мужеством отчаяния посылали гонцов на плантацию Фортнэма. Молодые парни или девушки рисковали быть пойманными в качестве беглых рабов и подвергнуться наказанию, а Норе приходилось получать разрешение владельца плантации, чтобы последовать за гонцом в поселение рабов. Элиас рассвирепел, когда она один или два раза этого не сделала.
Постепенно ее деятельность налаживалась. Нора, набравшаяся опыта в привлечении людей к благотворительности, убедила дам Холлистера и Кинсли помогать ей, и они сами стали принимать у себя пришедших в отчаяние друзей и родственников больных, а затем посылать гонцов за Норой. Не всегда история заканчивалась удачно, и зачастую пациент уже умирал к тому моменту, когда Норе, наконец, приносили известие о болезни, — например, леди не желали, чтобы их ночной покой был нарушен. Однако иногда ей удавалось спасти чью-то жизнь. В частности, особое умение она проявила в уходе за женщинами, после того как выведала, что является причиной частых кровотечений и судорог. Почти каждая из ее пациенток страдала от осложнений после насильственно прерванной беременности.
Злобное замечание Элиаса, что гордые женщины из племени ашанти лучше убьют своих детей еще в утробе, чем будут растить рабов, подтвердилось. И на других плантациях тоже было мало детей, а имена женщин, которые занимались прерыванием беременности, ни для кого не были тайной. Однако Нора не предавала рабов, хотя ей самой это дело было глубоко противно. Если бы она стала вмешиваться, то потеряла бы доверие людей, и, в конце концов, это никому не пошло бы на пользу. Без сомнения, плантаторы повесили бы женщин, практикующих аборты, и несчастным беременным пришлось бы обращаться к новым, менее опытным знахаркам.