Остров надежды

Как бы там ни было, Нора написала письмо доктору Мэйсону, в котором попросила посоветовать хорошие медицинские справочники по всем распространенным болезням и родовым осложнениям. Доктор Мэйсон понял ее. В Ист-Энде тоже не каждый ребенок, зачатый под воздействием джина и отчаяния, появлялся на свет. Адвеа также дала хозяйке пару домашних рецептов, Нора изучила их, испробовала и таким образом набралась знаний и создала целую коллекцию эффективных лекарств. Она, конечно, не могла сделать очень много, однако порой больным помогало уже то, что леди просили своих мужей освободить их от работы на пару дней. Женщины зачастую выздоравливали без особого лечения, потому что и в этом Элиас оказался прав: люди, которые выдержали перевозку через океан на корабле для рабов и несколько лет тяжкого труда на плантациях сахарного тростника, были действительно крепкими.

Нора, в любом случае, радовалась каждому излеченному ею пациенту, а уважение, которым она пользовалась за это в поселениях рабов, согревало ее сердце. Кроме того, дело шло на пользу и расширению ее личной свободы и удовлетворению собой: ни один из конюхов не выдавал Нору Элиасу, когда та выезжала верхом в одиночку, никто не комментировал ее поездки на побережье. Маану же за последние месяцы стала ей почти подругой.

Нашлись и другие занятия для Норы: она заказала новые книги сэра Ханса Слоана о Ямайке и сама занялась исследованием флоры и фауны своей новой родины. Несмотря на все противоречия, Нора полюбила остров, и чем больше времени она проводила здесь, тем меньше печали чувствовала при мыслях о Саймоне. При этом она, ни в коем случае, не забывала его, сохраняла свое обещание быть откровенной с его духом, и иногда ей казалось, что она чувствует его. В моменты грусти она находила утешение в мыслях, что видит все чудеса для него, своими глазами, слухом и обонянием помогая и ему тоже стать частью этого острова. Нора больше не плакала на берегу. Всей полнотой своих чувств она наслаждалась морем, солнцем и песком.

Что касалось Элиаса, то он не мешал ни ее мечтам... ни спокойному сну. Уже через несколько недель после свадьбы его интерес к молодой жене заметно угас, а через полгода он вообще перестал приходить к Норе. Естественно, бывало, что в пьяном виде супруг ночью тянулся к ней, но, собственно, лишь тогда, когда после затянувшейся вечеринки они ночевали в гостях или, посещая Кингстон, были вынуждены делить одну постель. Нора научилась справляться и с этим: она прибегала к помощи хозяйки дома, изображая ужасные головные боли. Та чаще всего выделяла ей отдельную комнату, в которой Маану могла заботиться о ней. Никто не находил ничего особенного в том, что рабыня тоже спала там, однако ей не полагалась ни циновка, ни тем более постель. Маану приходилось спать на полу, свернувшись калачиком. После первых двух раз девушка сообразила, в чем дело, и стала брать с собой циновку.

Со стороны Элиаса никогда не звучало ни слова протеста, и его, казалось, не заботил тот факт, что их союз не благословлен детьми. Он, видимо, не врал, когда заявил отцу Норы, что вступает в брак главным образом из-за общественного мнения. Нору это больше чем устраивало, хотя иногда она спрашивала себя, где Элиас получает свое удовлетворение. Для мужчины, в конце концов, еще не старого, было необычно жить монахом! Но она никогда не занималась расследованием, в общем-то, ей было все равно, лишь бы на плантации не бегали дети-рабы с его чертами лица.

— Готово! — доложила Маану и умело подала зеркало Норе, чтобы та могла восхититься прической на своем затылке. — Хорошо?

Хозяйка кивнула и покорно выпрямилась, чтобы дать зашнуровать себя в корсет. Перед этим Маану помогла ей надеть чулки со сложным узором. Нора вздохнула, когда подумала о длинной ночи в тесной обуви. Она уже давно привыкла ходить босиком, как ее рабыни, даже если при этом ей нужно было соблюдать, гораздо большую, осторожность. У Элиаса были настоящие припадки ярости, когда он уличал ее в этом. У Норы было подозрение, что надсмотрщики информировали его, когда видели ее босой.

Маану также притащила ей юбку с кринолином по последней моде, имеющим овальную форму и дополнительные валики на бедрах. Хотя и без того ей будет очень жарко. Однако Нора знала, что придется делать это для Элиаса и его положения на плантации. Она послушно задержала дыхание, дала себя зашнуровать, надеть корсет и юбку и потом поверх всего еще и платье.

Ее отражение в зеркале определенным образом вознаградило ее. Все же она красива и наверняка станет центром внимания на празднике. Если бы только здесь был кто-нибудь, ради кого стоило прилагать все эти усилия! Ей пришлось в этот вечер носить на шее колье из жемчужин, но она положила память о Саймоне в маленькую сумочку, невидимую между складками ее вечернего платья. Нора не всегда была счастлива, но, пока у нее с собой было это украшение, она никогда не чувствовала себя по-настоящему одинокой.