Остров надежды

Естественно, Элиас отреагировал на этот совет новым припадком ярости, теперь уже направленным на своего сына. Обеденный перерыв продолжительностью в несколько часов для людей и животных предусмотрен не был. Элиас настоял на том, чтобы рабы снова запрягли ослов и погнали их по кругу в этот раскаленный, как печка, и к тому же полностью безветренный день. Порванную упряжь рабам придется ремонтировать вечером, и, кроме того, хозяин объявил им наказание — по пять ударов палок каждому.

Дуг молча вытерпел все упреки, хотя был обозлен и ошеломлен непониманием со стороны своего отца. И вынужден был заставить себя удержаться от жалоб Норе, чье заступничество за рабов давно уже бросилось ему в глаза. Действительно, молодая жена отца все больше и больше нравилась ему: к неоспоримой телесной притягательности Норы добавился ее детский восторг по поводу природы острова и ее человечность по отношению к рабам. Ее медицинские познания также импонировали ему, и он частенько наблюдал за тем, как она принимает больных. Однако и эта сторона его жизни дома стала своего рода зажигательной смесью.

Маану и, что удивительно, также Аквази, который постоянно находил себе какое-то занятие вблизи женщин, и при этом часто опаздывал на работу, сердито посматривали на него, когда он заглядывал Норе через плечо, в то время как надсмотрщики старались призвать Дуга в качестве свидетеля, утверждая, что тот или иной чернокожий совсем не такой больной, как утверждает миссис. Дуг постоянно принимал сторону Норы, что, впрочем, не вызывало у нее никакого встречного движения, зато уж точно не усилило любви к нему со стороны надсмотрщиков.

Вскоре Фортнэм-младший заметил, что Нора также не проявляет симпатий ни к Трумэну, ни к Мак-Аллистеру, ни... к своему супругу. Как и раньше, он спрашивал себя, почему такая красивая и богатая девушка решилась выйти за старого плантатора из-за океана. Любовь явно не была тому причиной. Дуг ясно видел отвращение, а иногда даже нечто подобное ненависти в ее взгляде, когда муж якобы случайно вынуждал ее присутствовать при наказании рабов. После этого между супругами почти всегда происходили ужасные сцены, потому что Нора настаивала на том, чтобы немедленно перевязать раны мужчин, а иногда даже женщин. Перед слугами Элиас железно владел собой, но за ужином осыпал Нору упреками. Она воспринимала их спокойно и продолжала делать то, что считала нужным.

Нора притягивала Дуга, но была для него книгой за семью печатями, упорно отказываясь открыться. Любой личный разговор и большинство совместных мероприятий она отклоняла. Дуг не понимал этого, но и не старался форсировать события. В конце концов, если бы они вскоре слишком сблизились, это привело бы только к осложнениям, а осложнения — это было последнее, что ему сейчас было нужно.

Нора, со своей стороны, воспринимала жизнь под одной крышей с сыном Элиаса, как танец на вулкане. Она по собственному опыту знала, как быстро взрывается старший Фортнэм, когда что-то происходит не по его воле, а теперь он без сомнения находился на пороге мощного взрыва ярости по отношению к своему «беспутному» сыну. При этом сама Нора признавала предложения, которые молодой человек иногда высказывал за трапезой, вполне разумными. Например, не выливать сок из сахарного тростника в бочки, а потом с большим трудом возить их на установку для варки, а направлять его туда по деревянным желобам прямо из мельницы.

— Для того чтобы построить это, понадобится не больше недели, а потом все будет происходить быстро, существенно экономя рабочую силу.

— И в этом снова заключается вопрос, да? — насмешливо заявил Элиас. — Речь идет о защите твоих любимых негров, лишь бы они только не перетрудились! Тебе больше всего хочется запаковать их в вату, как Нора пакует своих пациентов. Но она, по крайней мере, делает это с пользой, потому что стало меньше больных и меньше пропусков работы, с тех пор как она взяла это дело в свои руки. В этом с нее надо брать пример. А вот ты...

Нора при таких тирадах могла только опускать голову и усиленно заниматься своей едой. Ей была ненавистна тлеющая вражда между отцом и сыном, ей стали противны совместные обеды и ужины, которые раньше она просто равнодушно пропускала мимо себя. И она презирала себя за то, что не поддерживает Дуга. Хотя, конечно, это не помогло бы. Наоборот, Элиас разозлился бы еще сильнее и стал бы ругать Нору, называя ее подругой рабов. При этом она оправдывала свою помощь чернокожим все тем же аргументом дочки купца, как Элиас часто называл ее не то с гордостью, не то с иронией: если улучшилось медицинское обслуживание, то стало меньше смертей среди рабов, и не нужно было снова и снова покупать их за большие деньги.