Остров Надежды

Современный подводный ракетоносец — дитя нового века, и то, что ребенок быстро вырос, доказывало силу прогресса оружия. О подводной лодке в ее классическом облике сложились устойчивые представления. Лодка уходит, погружается, шарит в поисках противника, выдвигает перископ, сближается с визуально пойманной целью, запускает торпеды и после атаки старается удрать от возмездия. Она всплывает, заряжает аккумуляторные батареи, промывается атмосферным воздухом и продолжает гоняться за противником.

Атомный ракетоносец надолго уходит из глаз. Повышенная скорость, глубины погружения, урановая энергетика делают его грозным, трудно уловимым. Пожалуй, нет более надежных, перемежающихся в скрытых пространствах пусковых ракетных платформ. Если экипажи сработаны, умеют владеть синхронно-слаженной техникой, опытны в навигации, в обращении с оружием, можно прямо сказать — государство не выбросило миллионы на ветер.

Ракеты были погружены в Юганге. Молодые люди в черных пилотках с белыми кантами приняли и проверили свой арсенал. Старшим среди них был Акулов.

В ракетных комплексах приборы и агрегаты проверяются автоматически, и сигналы, возникающие на табло, дают точные ответы. Принято расценивать их контроль безукоризненным. Но ведь и там, в мозговитом центре, вращаются, соприкасаются, взаимодействуют все те же пресловутые «железки», сработанные человеком.

…Ушаков возвращался от Куприянова с книгами, сообща подобранными для очередной «маршрутной лекции». Матросов интересовал Тихий океан, последовательность колонизации его островов, в чьем владении находятся океанские «поместья».

В коридоре его встретил Кисловский, шутливо вытянулся, руки по швам, прилип к переборке.

— Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга!

— Здравствуйте, товарищ капитан-лейтенант! — Ушаков остановился, переложил книги на другую руку.

— Вооружились источниками, Дмитрий Ильич?

— Первоисточниками, — поправил его Ушаков, вспоминая рассуждения Кисловского о воспитании молодого поколения.

— Зайдите, потолкуем. — Кисловский пригласил в каюту, где за столиком яростно трудился его напарник Акулов. — Не помешаем, Василек? — весело спросил Кисловский. — Радуйся, старче: какого гостя я к нам заманил!

Акулов встал, поправил ладонями рассыпавшиеся волосы.

— Присаживайтесь, Дмитрий Ильич! Я, как видите, весь в формулах и расчетах.

— Чепуха, — изрек Кисловский, усаживаясь рядом с Акуловым, — машины сами подсчитают, а тебе останется единственное — своеручно перенести цифирь в отчетный журнал…

— Не упрощай, Кисловский! — взмолился Акулов. — Скучный ты человек…

Кисловский нашарил в столике леденцы, угостил ими и, подтолкнув плечом своего друга, обратился к Ушакову:

— Мы однажды с вами более или менее откровенно беседовали. Убедите его перестроиться. В технике он давным-давно сменил пращ и катапульту, а вот тут, под такой первоклассной шевелюрой — на уровне Василия Буслаева.

Акулов отстранился от Кисловского.

— Не думай, что Дмитрию Ильичу интересно выслушивать твои завитушки. Да и врешь ты все… разыгрываешь из себя морального пижона… Не такой ты, я же тебя изучил. Зачем ты стараешься преподнести себя с худшей стороны? — Акулов обратился к Ушакову: — Если я перепроверяю расчеты, для него чепуховина, а сам ничему на слово не верит… — Легонько подергал Кисловского за бакенбардик: — Весь ты в таких вот сосулях.

Кисловский быстро перевел все в шутку, хотя щеки его покраснели и дернулись губы:

— У меня панцирь! Я сам его отковал. Камни отскочат… Препарируя жизнь, я достигаю первичной истины. У меня все покрепче…

— Не уверен. Пусть меня бьют по живому. Зато без панцирей. Даже разочарования могут быть дороже мерзлых прогнозов…

Кисловский удивленно приподнял брови. Вряд ли ему легко было сохранить самообладание, однако он выдержал и дальнейший напор приятеля. И когда тот выговорился, побарабанил тонкими ухоженными пальцами по столику, сказал:

— Чепуха! У меня нет никаких мерзлых прогнозов… Если я не ошибаюсь, Дмитрий Ильич, у вас есть к нам вопросы?

— Вы не ошиблись. — Ушаков не поддался на игривый тон и продолжал серьезно: — Вы знаете, что такое острова Туамоту, не просто географически?

— Понятия не имею! — откровенно признался Кисловский. — А ты, Василий?

Тот пожал плечами.

— И я не знал, — сказал Ушаков, — как не имел представления об островах Россиян и почему они рядом с Туамоту, за тридевять морей от той же россиянской Калуги. А острова Лайн что за штука, и почему они в скобках именуются Центральные Полинезийские Спорады. — Ушаков жестом остановил Кисловского, попытавшегося тут же ответить: — Извините, я хочу закончить свою мысль. Мне предстоит всего-навсего товарищеское собеседование с матросами, а я роюсь в книжках, атласах, лоциях. Никому не хочется осрамиться, а вы?

— То есть? — Акулов заинтересовался. — Вам кажется, что мы более легкомысленны? Нам безразлично — осрамимся ли мы? По-видимому, дело идет о запуске?

— Вы угадали.

— А это? — Акулов указал на свои расчеты.