Насколько наблюдал Роберт и насколько мог догадываться человек, знавший то, что было известно Роберту, пес был ранен в Лондоне, и Берд прилагал все усилия для того, чтоб его язва оставалась в незалеченном виде. В Лондоне же кто-то каждый день в определенный договоренный час что-то производил либо с нанесшим удар оружием, либо с намоченной в крови тряпкой, вызывая у животного, может быть, облегчение, а может, сильнейшее беспокойство, потому что доктор Берд когда-то говорил Роберту, что от лезвейной мази, Weapon Salve, может быть не только польза, но и растрава.
Благодаря этому на «Амариллиде» узнавали, когда в Европе настает определенный час. Зная время в точке нахождения судна, могли определять долготу!
Оставалось только увериться в справедливости догадки. В эту пору Берд уединялся каждый день часов около одиннадцати: значит, «Амариллида» подходила к антимеридиану. Спрятаться около пса и выждать прихода медика!
Ему повезло, если можно так выразиться о преддверии шквала, который, как вскоре станет понятно, обещал и кораблю, и всем населявшим этот корабль величайшее невезение. Все утро и после обеда море волновалось, Роберт смог сослаться на тошноту и неблагополучный желудок и упокоиться в каюте, пренебрегши в этот вечер ужином. При первой темноте, когда еще не выставили часовых, он прокрался вниз по трапу в трюм, неся с собой огниво и просмоленный шкентель, чтоб освещать дорогу. Он знал, что около собаки, над ее лежанкой, имелись нары, набитые навивами соломы. Эти навивы служили для поправки слежавшихся матросских тюфяков. Роберт заполз в глубину сеновала и зарылся. Оттуда он никак не мог видеть собаку, но имел возможность разглядывать лица тех, кто будет заходить, и слышать их разговоры.
Ожидание протянулось час или более, время шло тем медлительнее, чем отчаянней бедная тварь вопила и сокрушалась, но вот наконец послышались голоса и мелькнул свет.
Роберт смог наблюдать процедуру, совершавшуюся за не-сколько шагов от его укрытия. Доктору помогали три ассистента.
«Ты пишешь, Кэвендиш?»
«Пишу, доктор».
«Подождем. Очень уж он воет сегодня».
«Это от качки».
«Тише, тише, Хэклит, – приговаривал доктор, видно утешавший беднягу лицемерным ласканием. – Плохо, что мы не договаривались почетче о порядке работы. Надо бы всегда начинать с успокоительного».
«Не скажите, доктор, случается, что он в нужное время спит и приходится его будить, бередить рану».
«Осторожнее, он, кажется, встрепенулся… Тише, Хэклит… Да, он мечется, он скачет! – Пес и вправду испускал вопли непереносимой боли. – Они накаливают ножик на огне, записывай время, Уитрингтон!»
«Приблизительно половина двенадцатого».
«Проверьте по всем часам. Это должно длиться минут десять».
Собачьему визгу, казалось, не будет конца. Потом визг оборвался, перейдя в какое-то «фр-фр», ослабевавшее, угасающее, сменяющееся молчанием.
«Отлично, – подвел итог доктор Берд. – Который час, Уитрингтон?»
«Все совпадает. Без четверти полночь».
Новая бесконечная пауза, а после паузы зверь, видимо задремавший, думавший, что страдание улеглось, снова заголосил, будто ему перепиливали хвост.
«Сколько, Уитрингтон?»
«Час как раз прошел, последние песчинки».
«На часах уже было двенадцать», – произнес третий голос.
«По-моему, достаточно. Теперь, господа, – сказал доктор Берд, – надо надеяться, они вытащат ножик из печки, потому что бедный Хэклит уже не может терпеть. Воду с солью, Хаулс, и ветошку. Ну, ну, Хэклит, тебе ведь уже легче… Спи, спи, видишь, я с тобой посижу, видишь, все уже кончилось… Хаулс, снотворного в плошку…»
«Вот, доктор».
«Пей, Хэклит. Успокойся, попей водички…» – снова робкое стенание, потом тишина.
«Замечательно, господа, – взял слово доктор Берд. – Если бы этот распроклятый корабль так не трясся и не прыгал каждую минуту, можно было бы сказать, что мы провели полезный вечер. Завтра утром, Хаулс, как обычно, соль на рану. Подведем итоги, господа. В момент наибольшего страдания у нас была приблизительно полночь, а из Лондона нам подавали знак, что у них двенадцать дня. Значит, мы на антимеридиане Лондона, точнее, на сто восьмидесятой долготе от Канарских островов. Если Соломоновы Острова расположены, как подсказывает легенда, на антимеридиане Железного Острова и если мы на нужной широте, значит, двигаясь на запад при хорошем попутном ветре, мы должны причалить к Сан-Кристобалю, или как нам заблагорассудится перекрестить этот злосчастный островок. Мы нашли то, за чем испанцы гоняются десятилетиями, а кроме того, получили в руки секрет Исходной Точки, Punto Fijo. Пива, Кэвендиш, надо поднять бокал за Его Королевское Величество, да благоволит к нему вечно Премилосердый Господь».
«Боже, храни короля», – отозвались единым духом три глотки, и надо заметить, что эти четыре человека, несомненно, являли собой пример истинной высоты духа и преданности монарху в дни, когда он если еще и не прощался с головою, в любом случае почти что распростился с королевским троном.