Остров Немого

Вечером отец и братья вновь собрались за столом. О том, что произошло, можно было догадаться по напряженной тишине, черепкам глиняного кувшина, неестественной позе Эйвинда и взгляду маленького Эмиля, прикованному к пятнам крови на подтяжках отца. Малыш тщетно пытался нащупать рукой костяную рыбку, которую подарил ему брат и которую он в тот день потерял.

Свежий ветер нагнал большие черные тучи, закрывшие звезды.

Ночью, когда Арне и мальчики уже легли спать, начался дождь. И летний вечер, казавшийся вечным, растаял быстро, как и мечта о сокровищах легендарного пирата. В мучительном и долгом ожидании сна Эйнар почувствовал, что всё больше ненавидит отца и лучше бы смерть забрала его, а не мать. Он сожалел, что сокровища Вассмо – лишь выдумка Эйвинда, повод повеселиться, игра, попытка вдохнуть жизнь в однообразие лета. Теперь Эйнар знал, что бы он сделал с пиратским кладом, если бы тот и вправду существовал.

Он бы вернул маму.

Конечно, Эйнар понимал, что это невозможно. Но разве плохо – просто помечтать? Одно время он грезил богатством и сокровищами, а теперь вот позволил себе безобидную роскошь – хотя бы в краткие мгновения перед сном пофантазировать о том, что мама жива и лежит рядом с ним, поглаживая его по волосам и рассказывая интересную историю. И – странное дело – эти мечты рождались не от мыслей о сокровищах, а от осознания, что никаких сокровищ нет.

10

Снова пришел сентябрь.

Эйнар сидел в траве, высокой и душистой, возле могилы матери, плитой для которой служила обычная сосновая доска. Со слов Арне, Гюнхиль была простой женщиной, с незамысловатыми манерами и мыслями, и хотела обычную неприметную могилу. На скалистом острове нелегко найти подходящее место, и Гюнхиль похоронили среди камней. Со временем они обросли травой.

По небу пролетела стая уток, и тень от этой шумной стаи скользнула по сгорбленной спине юноши.

Ему показалось, будто он услышал песню горбатых китов. Такой песней или плачем киты прощаются с водами, которые вскоре станут слишком холодными для них: «До свидания!»

Эйнар помнил похороны матери смутно – в конце октября 1831 года ему шел шестой год. Тетушки взяли на себя заботу об Эмиле, родившемся всего за два дня до этого, и какое-то время держали его у себя, в городе, пока Арне не пришел за ним.

– И как ты думаешь управляться один с тремя детьми? – спросил его тесть. – Оставь малыша моей дочери Софи. Она родила несколько месяцев назад, и у нее много молока. Хватит и на твоего.

– Будет расти на козьем молоке, – сказал Арне. – Но рядом со мной.

– Не забывай, что тебе надо еще и работать на маяке! – настаивал Йолсен.

– Ничего. Пока я буду на маяке, о нем позаботится Эйнар.

– Тогда, может, подыскать женщину, чтобы приглядывала за мальчиками? Пусть приедет и живет на острове. Подумай, Арне, прошу тебя.

Но какая женщина согласилась бы переехать на продуваемую всеми ветрами скалу, чтобы стать прислугой для нелюбимого мужчины и трех чужих детей?

Арне не хотел ничего слышать. Завернув Эмиля в грубое одеяло из овечьей шерсти, он сел на лодку и уплыл, даже не обернувшись.

Эмиль выжил благодаря заботе Эйнара и молоку Перниллы. Он был не такой крупный, как братья, и отставал от них, из-за чего с самого начала получил прозвище Малыш.

Никто из них никогда не произносил этого вслух, но все, включая Арне, верили, что последнее дыхание Гюнхиль – словно душа – перешло в хрупкое тельце Эмиля и сделало его особенным.

Эйнар сидел в высокой душистой траве и держал в загорелых руках письмо с почтовым штемпелем северного города. Письмо безжизненно повисло, потому что Эйнар не умел читать и буквы не имели для него никакого смысла. Но отец объяснил их значение, и Эйнар размышлял о том, как простые символы на бумаге могут причинить столько боли.

Письмо ему передал дед несколько дней назад, когда Эйнар был у него в лавке.

Уже два года – с тех пор как Эйвинд покинул остров – за покупками в Арендал ездил Эйнар. Какое-то время этим занимался Арне – он не хотел, чтобы Эйнара захватили те же иллюзии, что и старшего сына. Старый Финн Хёбаак, к сожалению, больше не мог помогать – он ушел в мир иной. Но маяк и обучение Эмиля требовали постоянного присутствия Арне на острове, и поэтому он сдался и позволил Эйнару каждые три недели ездить за продуктами.

– Имей в виду, если я почувствую запах алкоголя, когда ты вернешься, клянусь, ты до конца жизни больше не сядешь в лодку! – сказал отец Эйнару, когда тот в первый раз собирался в город. Арне пребывал в уверенности, что, заставив сына держаться подальше от таверн, он убережет его от неприятностей и глупых идей.

И Эйнар послушно обходил таверны стороной. Он оставался равнодушен к акевиту и не интересовался болтовней с завсегдатаями таких заведений – по большей части пьяницами и лжецами. Однако в городе ему нравились движение, суета, экипажи, лошади, магазины, оживленность людей, которые, казалось, всегда находили чем заняться и куда пойти. Он приходил в восторг, просто наблюдая за жизнью улицы, пока приказчик в лавке деда собирал и укладывал нужные ему вещи.