Остров Немого

Но Эйнар не знал. В его мире не было абстрактных понятий, там никогда не звучали такие слова, как политика, конституция, суверенитет, либерализм. Он и не задумывался о том, что у него есть какие-то права, хоть и не признанные королем Швеции. А если бы ему и пришли такие мысли, то он бы и понятия не имел, что с ними делать. Остров с маяком неподалеку от Арендала – вот его мир. О чём еще ему нужно знать?

Изелин рассмеялась и обняла его. Ей показалось невероятным, что кто-то может быть таким невинным и наивным.

Прошло еще немного времени, и Изелин забеременела.

– Продажная девка! – плюнул Арне, полагая, что ребенок может быть чьим угодно. – Я не потерплю ее здесь! – И он закашлялся от ярости.

Но Эйнар твердо решил взять на себя бремя отцовства. Мысли об этом делали его счастливым. Он готов был сражаться за эту женщину и ребенка, которого она носила под сердцем, он хотел привезти ее на остров – а иначе и быть не могло: Эйнар бы не переехал в город. Он привык к этому месту. К тому же на острове оставались его отец и брат, а еще мать и Эйвинд – самые дорогие люди. И вот теперь у него будут жена и сын. Так зачем всё бросать?

Он противостоял Арне – в меру своих сил и насколько позволяли природная робость и уважение к отцу. Уверенности добавляла и память о смелом поступке Эйвинда. В конце концов Арне смирился. Может, подумал о старике Уле, который так же когда-то приютил его самого, хотя никогда не относился к нему как к родному. А может, решил, что руки здоровой сильной женщины пригодятся на острове.

Эйнар рассказал об этом Эмилю.

– Я стану дядей? – спросил мальчик.

Эйнар кивнул. Он еще не размышлял о родстве в таком смысле, но Эмиль был прав: для ребенка его брат – дядя.

Эмиль радовался за брата, как радуется тот, кто купил себе модную шляпу и красуется перед зеркалом. «А знаешь, мне это нравится! – сказал он. – Здорово, если на острове появится новая жизнь!» Легко и быстро он взбежал на галерею маяка, чтобы заправить лампы. Воздух колыхнулся, и до Эйнара донесся знакомый запах. Он впервые заметил, что он такой же, как у отца, – запах прогорклого масла. Так, наверное, пахнут все смотрители маяков.

13

Дни и годы слились в голове Эйнара, превратились во что-то единое и бесформенное. Бури, штормы и спокойные ясные дни, робкие рассветы и пылающие закаты, шум ветра, волны, то высокие, то едва заметные, лодки и корабли, снующие туда-сюда, небо – иногда звездное, а порой темное и давящее, цветы и пожухлая трава, растаявший лед и холодная земля – казалось, всё это существовало одновременно. Или не существовало никогда. Всё было словно в тумане. Кроме недвижимого маяка, который с равнодушием наблюдал за всем, не обращая внимания на происходящее вокруг. Вечная точка опоры.

Эйнар стоял на краю обрыва и держал на руках радостную малышку с золотистыми волосами и белой кожей, цвета морской пены. Суннива. Его дочь. Завтра ей будет четыре.

Он держал ее так же крепко, как когда-то отец Эмиля на галерее маяка, словно ветер мог вырвать его из рук. Но никакой ветер, подумал Эйнар, не сможет отнять у него Сунниву. С тех пор как девочка родилась и он впервые взял ее на руки, вдохнув ее запах, будто охотничий пес, сомнения ушли: они с дочерью будут неразлучны, как отец и его маяк. Он станет для нее тем, кем Арне никогда не был для своих детей, – любящим и заботливым родителем. Он даст ей образование, потому что хочет, чтобы дочь смогла прочитать письмо и написать ответ. Эйнар мечтал, чтобы она обрела свой смысл жизни. И если он однажды станет как Арне – немощным стариком, который волочит свое тело, опираясь на трость и подбирая слюну, стекающую с левого уголка губ, то попросит оставить его и жить дальше – полной жизнью, в каком-нибудь другом месте. Он никогда не сделает ее узником своих надежд и ожиданий, а просто отпустит: «Лети!» И у нее непременно будут крылья, чтобы улететь. Нет, ветер, реющий над проливом, ни за что не вырвет маленькую Сунниву из его рук; он сам отпустит ее, когда придет время.

Арне наблюдал за ними, стоя у подножия маяка.

Старый крохотный дом, в котором родились и выросли Эйнар и его братья, расширили. В одной из стен прорубили дверь в пристроенную комнату – просторную, с небольшими окнами с видом на море. Эйнар построил ее для своей новой семьи, а Изелин по-хозяйски навела уют, позабытый на острове, истоптанном мужскими ногами. В доме появились шторы, цветы, настенные украшения и – главное – нежность женской улыбки.

Изелин пошла за Эйнаром-островитянином, завороженная идеей любви – не той юной и слепой, которой она жила долгое время, а твердо стоящей на земле, способной пустить корни, вырасти, принести плоды.

Она убедила себя остаться с этим юношей, потому что мечтала о семье – такой, какой у нее никогда не было, в которой она могла бы найти приют и утешение.

Изелин уже ощущала усталость и чувствовала, что пора остановиться, оглядеться и закончить свою гонку за пустотой.