Остров Немого

Арне стоял на небольшом мысе, наблюдая за лодкой, которая увозила еще одного сына. Эйнар стоял рядом, и, когда лодка сделалась маленькой точкой на широком полотне пролива, он первый раз в жизни коснулся отца – позволил проявить чувство. Одной рукой он нежно обнимал его за плечи, а другой держал ладошку дочери, прижимавшей к груди фарфоровую куклу с грустным взглядом – любимую спутницу ее бабушки.

Арне не двинулся с места, пока лодка не скрылась из вида. Потом он повернулся и, опираясь на трость, поплелся к дому.

А через два месяца уехала Изелин.

Она не объяснилась, но Эйнару и не нужно было ничего говорить: он видел, что такая жизнь не для нее. Возможно, он всегда догадывался об этом – с того самого дня, как, узнав о ее беременности, попросил Изелин выйти за него замуж.

Всё случилось быстро и просто: в порту Арендала, куда Эйнар приехал вместе с женой и дочкой, Изелин договорилась с одним лодочником, и уже через неделю тот прибыл за ней и увез в город.

Сунниве было тогда почти два года, и она осталась с отцом на острове. Изелин понимала, что муж не отдаст ребенка, и уступила ему – с поразительной легкостью. Эйнар не мог поверить, что можно вот так просто отказаться от ребенка, а Арне убедился, что был прав, когда резко и грубо отзывался об этой женщине.

Эйнар не спрашивал, вернется ли она к прежней работе в Арендале или будет искать другую. А может, она отправится в Христианию – на поиски давней любви, о которой рассказывала еще в начале их отношений. Или просто поедет путешествовать по стране в надежде найти спокойствие, но, возможно, так и не отыщет его. Ему было всё равно. И если раньше это его волновало, то теперь – нет.

С Суннивой на руках Эйнар вышел в док проводить жену. Он протянул ей ладонь и, мысленно оглядываясь назад, почувствовал себя смешно и нелепо. Изелин даже улыбнулась ему. Перед тем как сесть в лодку, она поспешно обняла маленькую Сунниву. Девочка не понимала, что происходит, что мать бросает ее и, возможно, они видятся в последний раз. Эйнар искал слезы на лице женщины, которую любил, – а он и правда когда-то любил ее, – но Изелин не заплакала, и это ранило его сильнее, чем мысль о ребенке, оставшемся без матери.

Что же, тогда он заменит Сунниве мать, вырастит ее, как Эмиля. Девочка ни в чём не будет нуждаться. Эйнар всё для этого сделает.

С порога дома Арне наблюдал за сыном и внучкой, а лодка снова отдалялась от берега, теряясь в тумане, увозя еще одного человека, проигравшего острову.

Проходя мимо отца, Эйнар улыбнулся ему, и в этой улыбке воплотилась вся его любовь, долгая, тяжелая, полная благодарности, уважения, принципов, рациональности, резкости, упрямства, боли, усталости, понимания. И ненависти.

Эйнар любил старика, но и ненавидел его какой-то частью души.

Он любил его за Сунниву – за то, что Арне учил ее ценить семью и размышлять о важных вещах.

Он любил его за Эйвинда и Эмиля – лучших на свете братьев, о каких можно только мечтать.

Он любил его за Гюнхиль, потому что она уважала Арне и принимала его таким, какой он есть. И Эйнар не допускал мысли, что мать ошибалась.

Но прежде всего он любил его, потому что понимал: любят не за достоинства и благодеяния, а вопреки недостаткам и боли.

3. Сверре

1

Мне кажется, всё началось с телеграммы о смерти дяди Эйнара – 2 июля 1878 года.

Но, возможно, это была только заключительная глава истории, которая началась давным-давно, – истории об острове Немого и маяке.

Я родился в городе Эльверум в губернии Хедмарк, что в центральной части Норвегии, неподалеку от границы со Швецией. В Эльверуме нет ничего особенного, кроме лесов и реки – говорят, самой большой в стране.

Мой отец Эмиль приехал сюда, когда ему не было еще и двадцати лет, а выглядел он и того моложе – худенький, безбородый, совсем как мальчишка. Мама рассказывала, что когда впервые увидела его – он прятался от дождя под крышей дома, – то решила, что какой-то ребенок потерялся и ищет своих нерадивых родителей. Но он огляделся, заметил ее, снял берет и улыбнулся – и тут же все мамины мысли о потерявшемся мальчике исчезли – такой взрослой, уверенной, откровенной и полной искрящейся энергии оказалась улыбка отца. Она подумала, что, возможно, перед ней моряк – из-за берета, который он тогда носил, – и что этот моряк по какой-то таинственной причине отправился вглубь страны.

Но Эмиль Бьёрнебу не был моряком, хотя имел отношение к морю. Он бережно держал маленький сверток, похожий на кошку, полный тряпок и заплесневелого хлеба.

Однажды я спросил отца, почему он выбрал Эльверум, чтобы пустить корни. Он ответил, что просто пошел вверх по реке, а потом увидел густые леса и – рядом – столярные мастерские, которые возвышались подобно надгробным плитам на кладбище. Тогда он и вспомнил, как его брат говорил о работе на лесопильне, и решил, что тут сможет заработать на жизнь. Так и произошло.