Читаем Остров неопытных лириков полностью

— Своим ходом. Трансформатор может заставить время течь вспять. Вот только этот процесс никак нельзя ускорить. Поэтому на путешествие на семь дней назад я потратил неделю. А чтоб вернуться в девяностые, мне потребуется тридцать лет.

— Я уверена, что ты что-то придумаешь, — сказала Инка, — потому что вчера тебя встретили парни. И ты их предупредил, чтоб они не пользовались кнопками изменения времени. И у тебя был трансформатор на плече!

— Вот зачем ты это сказала? — вскинулся Генка. — Это очень похоже на начало временной петли! Не надо играть со временем. Потому что потом — пуф и искры!

— Я и так очень скоро пуф, искры — и в колумбарий, — отмахнулась Инка. — Правда, по другим причинам. Так что это меня не пугает. А вот у тебя будет шанс вернуться.

— Это очень похоже на сброшенную петлю, — задумчиво сказал Витька. — Видимо, мы в тот день собирались с изменением истории баловаться. И ты это предотвратил. То есть предотвратишь.

— Видимо, придётся, — вздохнул Генка, — иначе мироздание треснет. Вот только домой меня это не вернёт. Потому что, как я и говорил, чтоб отправиться во вчера, я потрачу сутки. Но у меня нет тридцати лет на путешествие обратно в девяностые.

— Но сюда тебя как-то забросило, — задумчиво сказал Витька, — одним мигом. Значит, что-то можно придумать.

— Ой, мальчики! — воскликнула Инка. — Я тут вот что подумала! А может так быть, что Генка попал в наше время потому, что должен был нас предупредить об опасности этих клавиш трансформатора?

— Это вряд ли, — вдохнул Генка. — Так у тебя вселенная разумная получается.

— Это можно объяснить и естественными причинами, — сказал Витька, — этим, как его, антропным принципом. Мне Игорь им все уши прожужжал. «Нам кажется, что вселенную кто-то нарочно создал такой, чтоб в ней была возможна жизнь. Хотя с другой стороны — жизнь могла возникнуть только в пригодной для жизни вселенной», — передразнил он друга.

— А это здесь при чём? — удивился Генка.

— Если вселенная существует, значит, в ней есть какой-то процесс, который помогает избавляться от паразитных колебаний. Ну, то есть временных парадоксов, — веско сказал Витька.

— Хорошо. А при чём здесь я? — продолжал упорствовать Генка.

— Так ты и есть этот процесс, — сказал Витька, — в форме человека. Точнее, ты — следствие работы этого процесса. Ты как-то связан с работой трансформатора, поэтому и перенёсся в тот момент, когда нужна твоя помощь, чтоб избавиться от запруды в течении хода времени.

— Я что, теперь каждый раз буду появляться, как джин из лампы, когда кто-то трансформатор потрёт? — возмутился Генка.

— Не ной. Это лучше, чем пуф и искры, — вздохнула Инка.

— Тогда решено. Когда друзья вернутся с острова, мы отдадим тебе трансформатор, чтоб ты отправился во вчера и предупредил нас об опасности. Попутно мы обдумаем разные комбинации кнопок — помнится мне, что там что-то было связанное с продолжительностью суток. Сделаешь их равными одному часу и за год в девяностые вернёшься.

Пока Витька говорил, гримаса отчаяния, охватившая лицо Генки, постепенно разглаживалась, сменившись робкой, неуверенной улыбкой.

— И что, вы так просто мне трансформатор отдадите?! — воскликнул он.

— Ну, не так просто… — замялся Витька. — …И не сразу. Жалко до слёз будет. Да и дела некоторые нужно будет завершить. Но точно отдадим. Потому что так будет правильно — твоя жизнь важнее наших развлечений. Ну а сейчас я предлагаю проводить Инку до дома и пойти ночевать ко мне. Тебе выспаться хорошенько надо. Да и покушать и вымыться не помешает.

— А что мы скажем Ирке? — спросил Генка. — То есть Ирине Григорьевне, если она меня узнает?

— Мы скажем, что…

Но как именно Витька собирался объяснять появление своего нового знакомого, как две капли воды похожего на его бывшего друга, так и осталось загадкой.

Поскольку в этот момент они услышали полный отчаяния крик женщины. Выглянув из-за ветвей ивы, друзья увидели, как мимо детской площадки бежала, заламывая руки, мама Иды Рубинштейн.

— Ида! Идочка! Куда ты запропастилась! — кричала она.

Глава 8. Минус глобальное потепление!


«Этого просто не может быть. Это просто кошмарный сон», — повторял, как заклинание, Игорь, когда вместе с остальными ребятами дрожа выбирался из воды. Но кошмар никак не хотел заканчиваться. Напротив — он ширился, обрастая неприятными подробностями.

Так, к группе загорелых головорезов, главарь которых держал друзей на мушке, присоединились ещё несколько полуголых чернокожих, тянущих за собой тележку с тяжёлыми на вид бочками. А с вставшего на якорь галеона, предупреждая их попытку спастись вплавь, спустили вёсельную шлюпку с полудюжиной загорелых гребцов.

— Bastardos ingleses salir del mar! — весело кричал бородач. — Ustedes son mis cautivos!

— Это испанский язык, — сказала Ида. — Он говорит, что мы его пленники!

— Что, прямо вот так при них вылезать? — возмутилась Малика. — Пусть хотя бы отвернутся!

— Mas rapido! — продолжал бородач. — Hasta que los mate como cerdos salvajes!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза