Иварс свернул сигарету и закурил. Джентльмен в казённом спортивном костюме сфокусировал своё внимание на его сигарете, и стал приближаться к нам.
— Парни, не по-русски ли выговорите, — удивил он меня вопросом.
— По-русски, — ответил я. — Как ты определил?
— Мне приходилось встречаться с русскими. Я служил в военном флоте, и мы много раз заходили в российские порты — объяснил он, поглядывая на сигарету Иварса.
— Ты ещё служишь на флоте? — поинтересовался я.
— Нет, уже гражданский. Я служил на военном судне в качестве доктора психиатра, — пояснил он.
— Теперь служишь Её Величеству здесь, — неудачно пошутил я. — Иварс, оставь ему покурить, — попросил я, видя, как гость напрягся, не решаясь спросить об этом сам.
Иварс пожал плечами и протянул ему свой окурок.
Доктор торопливо принял угощение, и жадно затянулся.
— Меня звать Энди, — дружелюбно представился он.
Мы тоже назвали свои имена.
— Сергей? Я знаю, — это русское имя, — дружелюбно отреагировал бывший военный доктор. — Мне нравится ваш особый акцент! — добавил он.
Иварс, молча, оставил нас, предполагая просьбу о порции табака.
— Меня моя жена устроила сюда, — заявил новый приятель, нервно улыбнувшись.
Я заметил, что мужик пребывает в нервозном состоянии, и ему хочется выговориться и накуриться. Я промолчал.
— Она долго доставала и провоцировала меня. И я не сдержался. Дал ей разок! Она, со своей сестрицей, только этого и ждали. Сразу призвала свою сестру, которая имеет богатый опыт. Эта сука ужа трижды разводилась, — профессионал. Посовещались. И вызвали полицию. Когда прибыла полиция, она говорила больше, чем моя «потерпевшая» супруга. С их слов получилось, что я постоянно избиваю свою жену и представляю реальную опасность для неё и для нашего ребёнка. Я уже наперёд знаю, о чём они будут петь в суде. Будут просить моего принудительного выселения из нашего дома, алименты на содержание ребёнка и её самой. И, возможно, будет добиваться того, чтобы запретить, мне видеться с ребёнком.
Мужика понесло. История стара и начинала притомлять.
Наконец, объявили об окончании гуляний. Следовало занять свои места в камерах. Энди прервал свой рассказ, выразил своё удовольствие от встречи со мной, и обещал мне продолжение своей семейной истории.
Вернувшись в камеру, я услышал волынку. Кто-то снова воспевал свои настроения.
— Блин! Снова он завёл свою тошниловку, — прервал молчание Иварс. — Представляю, как он достаёт соседа по камере!
— Возможно, этот парень и достаёт своего соседа, но мне, на расстоянии, нравится, как он плачет на своей волынке. Он определённо скрашивает моё пребывание здесь. Его музыка здорово гармонирует с окружением, в котором мы пребываем.
— Ты называешь это музыкой?! — удивился Ивар. — Ты, Серёга — извращенец, если тебе нравятся эти звуки. Меня — он вгоняет в глубокую тоску своими завываниями. Полагаю, что этими звуками он усугубляет суицидальные настроения в нашем крыле.
— Надо спросить у этого новенького, которому ты оставил покурить, что он думает об этой музыке? — предложил я.
— А этот здесь причём? Он и сам ненормальный, — квалифицировал Иварс.
— Нервничает, как все, первое время. Успокоится. Он говорит, что служил доктором психиатром на военно-морском флоте.
— Что-то не похож он на доктора, — удивился Иварс.
— В предыдущей тюрьме я общался с тюремным психиатром. Индус. Если его переодеть в казенную робу и закрыть среди нас, то никогда не скажешь, что он доктор. Подумаешь, что какой-нибудь нелегал, бабай из Индии или Пакистана.
— Ты хочешь свести доктора психа, который сшибает окурки, с волынщиком? — рассмеялся Иварс.
— Хочу спросить, что доктор думает об этой музыке в условиях тюрьмы, — подумал я вслух.
— Он сейчас только о куреве думает, — уверенно предсказал Иварс. Соседство таких типов только ухудшает условия пребывания здесь. Сюда, в определённые дни, приходят представители местных общественных организаций. Они, чем могут, помогают заключённым. Меня посещает одна женщина. Она даже начала изучать русский язык.
— Чем она тебе помогает? — поддержал я разговор.
— Интересуется по-человечески. Поддерживает связь с моим адвокатом. Это действительно поддерживает морально!
— Понимаю. А я стараюсь обходиться сам. Недавно получил письмо от одной знакомой бабушки из Саутхэмптона. Понимаю, что она по-матерински желает мне добра, но мы, как из разных миров. Она ничем не может мне помочь, кроме своих добрых пожеланий.
— Серёга, лучше расскажи, что происходит в Украине. Я нигде не встречал так много украинцев, как здесь — в Англии.
— Если честно, то эта тема — об Украине, меня уже притомила. Ты лучше расспроси об этом Льва — попробовал я отмахнуться от его праздного интереса.
— Та Лев на эту тему только матюкается, и ничего толком не говорит.
— Естественная реакция!
— И всё же. Большинство украинцев, с которыми мне приходилось здесь работать — показались мне какими-то ущербными. А здесь я поближе познакомился с Лёвой и с тобой. Нормальные люди. И сама страна не должна быть бедной. Я не могу понять, что у вас там происходит.