Кровь отлила от лица Гулько. По знаку Арташова, Сашка передал захват Буднику, а сам принялся выгребать содержимое карманов особиста.
— Ремень сними, — дополнил приказ Арташов. — Запереть под охраной. Завтра с утра доставим в корпус. Выполнять!
— Поостерегись, капитан! — Гулько шагнул было к Арташову, но тут же ухватился за поползшие вниз штаны. И, то ли смирённый, то ли пристыженный, покорно побрел прочь из гостиной под конвоем Будника и Мухаметшина.
Маша кинулась к баронессе, прижалась. Та ласково потрепала ее по волосам.
К Арташову с понурым видом подошел Горевой. — Получается, я всех подвел, — повинился он. — Проболтался насчет того, что госпиталям помогали. Но после встречи с генералом показалось…Правду говорят: дурак — до конца жизни дурак!.. Об одном прошу как солдат солдата: женщин не трогайте, — он приосанился. — Все документы подписывал я. Один и отвечу. Хотя и сейчас полагаю, что помогать раненым — это… — Не знаю, в чем вы себя оговорили! — Арташов густым басом заглушил взволнованный старческий фальцет. — Но, кем бы ни оказался этот тип, — он ткнул в закрывшуюся дверь, — теперь я обязан проверить полученную информацию.
— Женя! — умоляюще вскрикнула Маша. — Обязан! — внушительно повторил Арташов. — Поэтому как только освобожусь, сам проведу досмотр ваших вещей и документов… Пока ступайте по комнатам.
Все трое продолжали озадаченно переглядываться. Арташов оглядел их гипнотизирующим взглядом и, чеканя слова, произнес:
— Если при досмотре в самом деле обнаружатся документы, подтверждающие факты сотрудничества с фашистами, вы будете преданы суду как пособники. Теперь поняли?
К его досаде, они всё никак не могли взять в толк, что именно надлежит им понять. А сказать больше он не мог. Выручила Маша:
— Да поняли они, поняли. Господи! Спасибо, Женечка… Пойдемте наверх, — захлопотала она, подхватывая одновременно баронессу и Невельскую. — Я вам там всё объясню. Всё объясню! Едва Арташов вернулся в свою комнату, следом заскочил Сашка. — Особист-то совсем поганый, — с порога намекнул он. Арташов сделал вид, что намека не понял. Но Сашка не отставал. — Товарищ капитан! — прошелестел он над Арташовским ухом. — Давайте мы с Петром его вроде как в штаб конвоируем, да и при попытке к бегству.
Выдержал хмурый взгляд командира:
— А чо? Делов-то. Ему всё одно вышак корячится. Но ведь гнида натуральная! Коснись разборок, всех замажет. Машу вашу первую. Да и нас, грешных, следом. О буржуях и вовсе речи нет. А? Да без булды — сделаем чисто. Арташов заколебался. Размышляя, опустился в кресло. Дверь распахнулась. В комнату вбежала Маша. — Женечка! — выдохнула она. Нетерпеливо глянула на Сашку. — Надумаете, я неподалёку, — Сашка неохотно вышел.
— Женечка мой! — Маша бросилась Арташову на колени, охватила горячо. — Я сейчас, пока всё это…И когда он целился…Как же всё хрупко. Это чудо, что вот так! И мы не должны транжирить секунды, будто впереди вечность!..На самом-то деле — соломинки беспомощные! Любый мой! Единственный. Ведь через такую войну…
Торопясь, она беспорядочно целовала его, принялась расстегивать гимнастерку. — Так разлюбила же, — ошарашенный Арташов с усилием отстранился. — Я?! Дурашка! Ой, дурашка! Что ж ты баб-то слушаешь? Да я всякую ночь, когда не валилась от усталости, тебя представляла. Мечтала, как найдешь, спасешь. Как зацелую. И чем меньше верила, тем больше мечтала. Может, тем и выжила. А теперь уж все равно вместе, — что будет, то будет. Запутавшись в тугих пуговицах, яростно дернула ворот. — И какой же женоненавистник это придумал!
Арташов подхватил ее на руки.
Глава 8. Слепая танковая атака
Он рассказать бы мог про ад, запытанный в аду, где души юные висят, как яблоки в саду — Солдат! Попить дай! — донесся до Мухаметшина через дверь голос задержанного. — В глотке пересохло! У тебя команды уморить подполковника от жажды не было…
— Зачем уморить? — переспросил осторожный Мухаметшин. — У тебя самой графин!
— Да пустой! Кровь я, по-твоему, чем смывал? — огрызнулся арестант. — Гляди, а то когда буду всех допрашивать, с тебя за это отдельно спросится.
Мухаметшин, поколебавшись, закинул за спину автомат, налил из крана стакан воды, просунул через приоткрытую дверь:
— Бери свой вода!
В то же мгновение Гулько, ухватив часового за руку, с силой втянул его в комнату и обрушил на голову графин из-под воды.
— Сказано же тебе, чурке, — пустой! — подхватывая обмякшее тело, процедил он. Сноровисто связал Мухаметшина, всунул кляп, выдернул брючный ремень, выглянул в пустой коридор. Стараясь не шуметь, как был, в нижней, в кровавых подтеках рубахе, на цыпочках, вдоль стены, двинулся к распахнутому окну. Заметил стоящий на тумбочке рогатый, с золоченым тиснением телефон, выдрал с «мясом» и прихватил с собой.