Остров. Остаться людьми. Тетралогия (СИ)

Он тогда переборол страх. Не Питер спас его команду тогда, но Питер помог ему задавить страх. А сегодня страх снова заполз в него, и в тот момент, когда он имитировал рвоту и готовил один-единственный удар, Макаров решил от него избавиться. Был Питер. Его Питер. И Питер его ждал…

Он всматривался в каждый сантиметр земли, он представления не имел, что ищет, но если был здесь не один, значит… хотя не значит, конечно, а – может… осталось здесь что-то, что принадлежало бы не ему…

Челюсть же нашли. Смешно сказал. И сим-карта найдена. Значит, оставляют…

Через четверть часа поисков он увидел в траве предмет, который не должен был находиться на этом острове. Осторожно расправив стебли, он взял его двумя пальцами и повернул так, чтобы свет костра осветил его. Ампула. Обычная стеклянная ампула с нечитаемой при таком освещении надписью, со сломанной головкой и уже сухая изнутри. Не поднимаясь, он сунул ее в карман брюк и только после этого, опершись на руку, встал.

И в тот же момент пронзительный луч света ударил ему в лицо.

Скорее почувствовав, чем увидев, Макаров дернулся в сторону и тем спас себе ребра. Тяжелый ботинок пролетел мимо, скользнув по бедру. Но и этого хватило, чтобы он почувствовал острую боль. Припав на ногу, он сделал шаг назад и схватил свой факел. Кривая палка с тлеющей на ней рубашкой света давала мало, но все-таки могла превратить мрак в полумрак. И тем хуже было видно, чем удачнее кто-то невидимый направлял ему в лицо луч фонаря.

Но лишь луч отъехал в сторону – что-то заставило хозяина фонаря оступиться, – Макаров тут же принял решение. И дело было не в сверхъестественном чутье, а в географическом положении объектов. Слева от капитана светлела одна фигура, справа – другая. Был еще третий, он и держал фонарь.

Шагнув в сторону, Макаров услышал слева от себя характерный щелчок. Так звучит взводимый курок пистолета.

Стремительно свалившись вниз, он услышал тупой звук – так палка ударяет о подушку. Потом – стук пораженного позади себя дерева, и Макаров, рискуя свернуть себе шею, сделал кувырок вперед и впечатал пятку в грудь стрелявшему.

Из-за спины врезавшегося в дерево стрелка вывалился сначала второй, потом третий, и Макаров уже с полным отчаянием принял мысль о том, что вот на этой поляне, на потерянном острове, после года одиночества и борьбы за сына, так и не успев поцеловать его в последний раз, он и закончит эту бессмысленную жизнь…

Но эта ночь, как и предполагалось с самого вечера, обещала быть бесконечно длинной.

Фонарь лежал в траве и светил в джунгли, пронзая их на тридцать метров.

Не обращая никакого внимания на хрипящую жертву свою, которую уже рвало кровью, Макаров услышал, как вокруг него застучали палки о подушки…

Боль пронзила его руку, бедро, он вскрикнул и перекатился в сторону.

Он не помнил, как оказался на ногах.

Первым его движением было метнуться в джунгли, но вдруг почувствовал, как нога его, обожженная попаданием, онемела, почти отнялась. Боль ушла из нее, ушла и из руки, но вместе с болью ушла и чувствительность. Сделав шаг от бедра, он изумился сам себе. Нога пошла вперед и ступила так, как он не поставил бы ее даже в нетрезвом состоянии – в сторону, изогнув стопу.

Но он все равно качнулся в сторону леса, и в этот момент в него вцепились, словно клещи, две руки.

Вырвавшись из захвата, он развернулся и тут же почувствовал прикосновение холодного ствола к своему лбу.

– Оставьте эту затею, если хотите жить, – произнес кто-то голосом хотя и неровным, но спокойным. – И поберегите силы, они вам еще понадобятся.

Не обращая никакого внимания на призывы, Макаров рванулся вперед, но был тотчас сбит поставленным ударом ноги. Чувствуя, как на него наваливаются сразу несколько человек, он ревел. Он думал только о том, что на авианосце, голодный и беззащитный, сидит на койке Питер…

– Следите за джунглями!.. – услышал он вместе с болью в руке – ему заламывали ее за спину. О второй руке капитан не думал, потому что не чувствовал. – Успокойтесь, иначе придется вас покалечить!.. – это адресовалось уже ему.

Он перестал что-либо понимать. Кто где, кто на ком – все перепуталось в голове его, он схватил через голову одного из крикунов за губу и, недолго думая, рванул на себя. Ноша на спине на треть ослабла, а поляну оглушил сумасшедший крик, который тут же прервался. Кто-то закрыл обезумевшему от боли рот.

– Губа! – орал через чью-то ладонь пострадавший. – Он порвал мне губу!..

Так же, не особо целясь, Макаров выбросил через другое плечо ту же блестящую от чужой крови руку с расставленными в стороны пальцами. Но тот, чьи глаза неминуемо должны были пострадать, оказался проворнее. Чуть отстранившись назад, он схватил зубами пальцы капитана так, что у того потемнело в глазах.

– Боже мой! – бешено заорал кто-то на английском. Макаров слышал этот крик и чувствовал, что засыпает: – Он разорвал мне губу!..

«Могли бы убить меня, да не убили», – подумал, сидя на стуле, Макаров. Десять минут назад он пришел в себя, но глаза не открывал. Безвольно опущенная на грудь голова даже не шевельнулась в момент пробуждения.