Остров порхающих бабочек

– Ты, милая, сызнова не поняла, – вот теперь голос Корнеева стал по-настоящему ласковым. – Ты думаешь, я тебя из-за бабок прессую? Да положил я на них. Я хочу по справедливости. Ты мою жизнь сломала, а я взамен сломаю твою. Никто не умер, поэтому и ваши жизни я не отниму. Живите, голубки, милуйтесь всласть, – насмешливо сказал он. – Коли охота не пропадет. Но! – Корнеев поднял вверх указательный палец. – Какой у меня к тебе счет? Я могу бизнес потерять, вот и ты останешься без работы. Ты меня выставила полным, извиняюсь, м…ком, вот и ты теперь покрутись, сука. Я тебя солью. Я хочу, чтобы мы с тобой оба обнулились. Начнем, так сказать, с чистого листа. Раз ты такая деловая, придумаешь что-нибудь. Причем я, если ты заметила, добрый. Мужика тебе оставляю. Ты у меня больше отняла. Я, можно сказать, мою девочку любил. Со мной такое впервые, поняла? До сих пор только шлюхи были, а любви не было. Время пришло – женился, все, как положено. На богатой, чтобы тесть к настоящему бизнесу пристроил. Сколько можно вышибалой-то быть? Анька о моих загулах знала, но прощала, потому как несерьезно все это. Девки, они и есть девки. Но тут-то все по-другому. Я мою девочку полгода обхаживал и был у нее первым. Ты хотя бы понимаешь, что это такое? Девочка из хорошей семьи, в английском колледже выученная, для хорошего мальчика приготовленная. Будто ананас в оранжерее. И мальчик уже имелся, а тут я! Тут либо женись, либо… – Он скрипнул зубами. – Может, оно бы и случилось, будь у меня время. И с тестем бы я договорился, и с Анькой. Но теперь ничего этого не будет. Они, суки, против меня объединились, а ее повезли зашиваться да платье подвенечное заказывать. Грех, так сказать, прикрыть. Не звонит, не пишет. Мамаша ее, видать, здорово прессует. О подвигах моих рассказала. Из прошлой жизни. А там есть, что рассказать, веришь, нет?

– Верю, – тихо сказала Евгения.

– Ну вот, – усмехнулся Корнеев. – Я тебе, можно сказать, исповедался. Теперь твоя очередь.

– Я уже все сказала.

– Все, значит, все. Подводим итог: я сейчас звоню Поповичу и базарю ему, как и что. Мол, шофер его был в сговоре с московской бабой, деньги они украли вместе, а потом гуляли на Пхукете, чему я был свидетелем. Деньги я с бабы возьму, об остальном сами думайте. Так что в Москве тебя ждут серьезные разборки. Готовься.

– Зачем вы это делаете?!

– А ты зачем моей бабе сказала, сука, что я в Тае, на пляже, а не в офисе в Сингапуре?! – заорал Корнеев и вскочил, отшвырнув стул. – Сказала с кем… – Он коротко выдохнул. – У тебя что, в заднице свербело? Омаров переела? На кой хрен тебе это было нужно?!

– Я… – она растерялась. – Я не знаю… Я не думала…

– В следующий раз будешь думать!

– Может быть, мы можем договориться? – пролепетала она.

– Нет. С тобой нет. Я уже сказал, что дело здесь не в деньгах, а в принципе. Все должно быть по справедливости. Если бы справедливости на свете не было, мы бы с тобой никогда больше не встретились. Но раз вышло так, как вышло, значит, она, эта справедливость, все же есть. И я поступлю так, как должен. Без вариантов. Ты можешь идти. Скажешь моему человечку, он за дверью стоит… Вы ведь уже познакомились? – Евгения молча кивнула. – Это Николаша. Я Николай, босс, а он Николаша, полбосса, моя правая рука. Так вот: Николаша все время будет на контакте. День-ночь, значения не имеет. Деньги отдашь ему. Ежели что, он тебе позвонит, напомнит. Мало будет – позвонит еще раз. И это не поможет – Николаша позвонит мне. И придется применить к тебе жесткие меры. Детей у тебя нет? – Евгения замотала головой. – Жаль. Но и без этого можно обойтись. Запомни: не вернешь мне деньги, я сделаю твою жизнь невыносимой. Она и так теперь будет не сахар, но, по крайней мере, спокойная. Если отдашь мне долг. Слово даю: я от тебя отстану. Будешь послушной девочкой – мы с тобой больше не встретимся. Тебе ведь это радости не доставило? – Евгения, у которой пропал голос, вновь кивнула. – Поверь: это были цветочки. Чтобы избежать второй нашей встречи и уж тем более третьей, ты уж, милая, постарайся. Все поняла? – Она опять кивнула. – Да, кстати… Если вдруг надумаешь обратиться к ментам, так они в доле. У меня все везде схвачено, запомни. В Москве, в Питере – значения не имеет. Все люди, все жить хотят. Тем более с тобой поступают по справедливости. Негоже порядочных людей на бабки кидать. Ну а ты что молчишь? – Корнеев резко развернулся лицом к Алику.

– Отпустите ее, – тихо сказал тот.

– А я и отпускаю! – весело сказал Корнеев.

– Совсем отпустите. Я сам расплачусь.

– Чем? Я тебя проверил: ничего у тебя нет. А твои паршивые органы не больно-то дороги. Лет-то тебе сколько, мужик? Небось печенку свою не берег, пил-курил, в почках камни, читаешь в очках. Ну и куда мне тебя? Это я так шучу. Лежи, думай. О смысле жизни. А баба твоя пускай поработает. Ну, все, пошла! – Корнеев грубо толкнул Евгению в спину.

Алик вскочил и кинулся к нему. Корнеев заломил ему руку за спину и крикнул в коридор:

– Николаша! Бабу уводи! Гость нервничает.