После обеда, когда они, бывало, ходили купаться в Бухту Гагары, Ронда соединяла веснушки на его спине и плечах, к которым, увы, теперь не могла прикоснуться, и говорила, что они похожи на созвездия, и описывала каждый рисунок, который она там разглядела. Иногда казалось, будто вся его жизнь выложена в виде этих «рисунков» на его спине – Ронде оставалось лишь прочитать ее, постичь смысл каждого изображения, как будто она какой-то древний звездочет или цыганка, гадающая по чайным листьям на дне чашки.
Когда Питер присел на край ее кровати, Ронда подумала о том, как сильно он изменился, о том, каким незнакомым кажется теперь его тело. Живот нависал над ремнем джинсов, плечи ссутулились. Когда же Питер начал сутулиться? Он всегда держался прямо, гордо, как будто с вызовом расправляя плечи.
Сделав над собой усилие, Питер потушил сигарету в стеклянной пепельнице и откинулся на кровать, закинув за голову скрещенные руки. Его выцветшая черная футболка была заправлена в джинсы с дырками на коленях. На нем были баскетбольные кроссовки, черные, с высоким холщовым верхом, какие он носил всю свою жизнь. Он как будто проходил все эти годы в одном и том же наряде, отчего ткань истончилась и износилась по краям.
Иногда, как и сейчас, когда Питер лежал на ее кровати, Ронда представляла себе, как он заигрывает с ней – дразнит, напоминает о той власти, которую все еще имел над ней. Иногда она по-своему, неловко, отвечала на его заигрывания, позволяя себе прикоснуться к его руке, посмеяться слишком громко над тем, что он сказал, убрать волосы с его лба и потрогать пальцем шрам. Увы, это всегда заставляло ее почувствовать себя жалкой, никчемной, второстепенной.
– Я рад, что ты снова стала рисовать, – сказал Питер почти шепотом. – Просто это немного странно. Странный выбор темы. Разве нельзя было нарисовать, допустим, вазу с фруктами или еще что-то в этом роде?
– Как, по-твоему, это похоже на Лиззи? Я правильно передала ее черты? – уклонилась от ответа Ронда, рассматривая рисунок, приклеенный скотчем к стене.
– Ты все нарисовала правильно. Я сразу понял, кто есть кто, – сказал Питер, глядя на Ронду. В его лице было столько нежности. Лежа на ее кровати, он казался спокойным и расслабленным. Ронда на миг представила, что это их общая кровать. Что он, устав за день, просто лег в постель, в их общую постель, в которой они спят каждую ночь.
– Ты никогда не думаешь о ней? – спросила Ронда, снова заглянув ему в лицо. – Разве ты не надеешься, что в один прекрасный день она вернется и все объяснит?
– А что тут объяснять? – с легким раздражением спросил Питер и лег поудобнее.
– Не знаю… наверное, почему она ушла. Что делала все эти годы. Вдруг она замужем и у нее есть дети? Ведь ты можешь быть дядей! Разве ты никогда не задумывался о том, что она делает каждый день, что видит каждое утро, когда просыпается? Неужели тебе это не интересно?
– Конечно, интересно, но мы не знаем, каков ее выбор.
Ее выбор. Ронда подумала о том, какой разный выбор все они сделали – и в какой степени это было их сознательное решение?
– Согласись, что это несправедливо, – сказала она.
– Ронни, на свете много несправедливого. Несправедливо то, что случилось с Эрнестиной Флоруччи. – Питер посмотрел на потолок, лишь бы только не встречаться с ней взглядом. – Но Лиззи не похищал никакой кролик. Мы потеряли ее, но иным образом. Именно этого я и не вижу в твоем рисунке.
– Потеря в любом случае потеря, – сказала Ронда. – Наверное, мой рисунок об этом. Как легко одна потеря переходит в следующую.
Она закусила губу и посмотрела на Питера. Вот он, возможно, ее самая большая потеря.
– Помнишь, – спросила Ронда, – как Лиззи хотела танцевать в «Рокеттс»? Как постоянно тренировалась высоко задирать ногу и делала всякие безумные вещи для того, чтобы стать выше?
Питер кивнул.
– Может, она и сейчас танцует? – предположила Ронда.
– Ронни, вряд ли кто-то из нас вырос и стал тем, кем мечтал стать в детстве. Разве не так?
Ронда на мгновение задумалась.
– Ток это удалось, – сказала она.
– И чего, по-твоему, хотела Ток? – спросил Питер, покачав головой.
– Тебя, – сказала Ронда. – Она хотела вырасти и быть с тобой.
Их взгляды встретились. Питер вздохнул, как будто собирался что-то сказать, однако сдержался. Ронда отвернулась.
– Ток злится на тебя, ты это знаешь? – наконец сказал Питер.
– Она слишком остро реагирует, Питер, неужели ты этого не понимаешь? У меня и в мыслях не было травмировать Сьюзи. Она умный ребенок. Можно подумать, она не видит, что происходит. Наверное, для нее даже лучше, что она заговорила об этом.
– А что ты делала у Лоры Ли? – спросил он.
– Просто навестила ее, – ответила Ронда.
– Понятно. – Питер прищурился.
– Ладно, – сказала Ронда, лишь бы только сменить тему, – скажи лучше, чем ты занимаешься? Работаешь?
– Ремонтирую дом матери. Мы решили выставить его на продажу.
– Неужели?