Остров пропавших душ

Потом раздался звук открываемой двери фургона, и меня ударили еще раз. Я почувствовал острую боль в плечах. Теперь меня волокли за руки, и мои ноги тянулись по земле. Они сняли с меня сапоги. Треск ломающихся раковин, тяжелое дыхание. Я попытался пошевелить руками, но у меня ничего не получилось. Я смог рассмотреть их ноги и башмаки. На горизонте виднелись звезды. Когда мне удалось, наконец, поднять лицо, то я увидел неровные коричневые кирпичи и надпись «Логово Стэна». Я закричал. Рокки нигде не было ни видно, ни слышно. Но я продолжал кричать. Они бросили меня на землю и стали избивать, пока я опять не отключился.

Пришел я в себя, лежа лицом на холодном бетоне в маленькой, темной комнатке. Я чувствовал, что вокруг меня, в густой тени, стоят мужики. Я подумал, кто это может быть и нет ли среди них Лу или Джея. Видел я только одним глазом, да и в том все двоилось. Я узнал складское помещение. В конце комнаты я рассмотрел стальную дверь морозильника; сбоку от нее находилась дверь, через которую продукты подавались на кухню. Я знал, что за ней, с правой стороны, находится холл с несколькими выходящими в него дверями.

Мне показалось, что на какую-то секунду я услышал Рокки – со стороны холла донесся короткий неразборчивый звук.

Кто-то рядом со мной засмеялся. Кто-то бросил на пол, рядом с моей головой, пакет с бумагами. Я сплюнул на него сгустки крови.

– Подожди немного, Техасец, – сказал один из них. – Мы ждем Стэна. Ему ведь тоже захочется поразвлечься.

Я попытался двинуться, но смог только изогнуться. Руки мои меня не слушались. Боль была многослойной, и с каждой минутой мне открывались все новые и все более глубокие ее слои. Из тьмы проступили мужские ноги, одетые в спортивные шаровары и слаксы. У моей головы толпились кожаные туфли и кроссовки.

– Ты, наверное, болен на всю голову, Техасец, – сказал один из моих мучителей. – Ну и напугал же ты этого доктора.

– Так напугал, что он запил. Провел несколько дней в Сент-Луис-Бэй в компании с бутылками. А когда протрезвел, пришел к Стэну и попросил дать тебе укорот. Ну, Стэн и позвонил своей знакомой в телефонную компанию. А она нашла ему твой номер телефона.

Только тогда я в первый раз ясно вспомнил, что действительно звонил врачу.

– Глупо, приятель. Ты просто полный идиот, Техасец. Неотесанный дерьмовый болван.

Мне показалось, что я опять услышал приглушенный звук голоса Рокки за дверью, отчаянный, становящийся все выше и выше, а затем внезапно оборвавшийся. Ботинки приблизились ко мне. Около них болтались отрезок трубы и бейсбольная бита. Я обмочился. Попытался подняться и уже не заметил, что именно раздробило мне челюсть.

Я выплюнул осколки зубов. Мой язык был весь изрезан. Они стали опять избивать меня.

Когда я пришел в себя на следующий раз, то оказался привязанным к стулу так крепко, что с трудом мог дышать. В груди у меня все горело, а в разбитом носу что-то хлюпало. Меня вырвало прямо на колени, а бетонный пол под моим стулом блестел от крови. Я знал, что все еще нахожусь в кладовой. В углу шумела вентиляция, из трубы которой периодически падали капли, а над ней, высоко вверху, светила единственная тусклая лампочка – ее свет напомнил мне о единственной оранжевой лампочке, освещавшей холл в доме Фрэнка Зинкевича. Мне пришло в голову, что я никогда и не выходил из того холла. А счастливый побег мне просто привиделся. Мой единственный оставшийся глаз еле видел, но все-таки периферическим зрением мне удалось рассмотреть все эти вздутия и непонятные опухоли на своем лице.

Стул был тяжелый, сделанный из цельного куска дерева, и мои руки были так крепко притянуты к нему, что спина разламывалась от боли. Моя грудь была крепко примотана к его спинке, а ноги – к передним ножкам. Я так вонял, что мне показалось, что я обгадился. Эту вонь я чувствовал даже своим изломанным носом.

Я знал, что быстро они со мной не закончат. И вспомнил истории о том, как Стэн использует ацетиленовую горелку.

Слезы потекли у меня из глаз.

Я не думал ни о Рокки, ни о ее сестре. Я просто не хотел, чтобы мне больше делали больно. Плакал я отчаянно, захлебываясь рыданиями, и каждый раз, когда я пытался выровнять дыхание, в мои ребра и плечи впивались сотни злых, безжалостных ножей. Я готов был на все, чтобы только выжить. Готов был умолять. Готов был сделать все, что угодно.

Капли продолжали капать из вентиляционной трубы в углу, и я с трудом мог расслышать приглушенные голоса у себя за спиной, которые доносились из бара и фоном для которых служило какое-то бесконечное бормотание. Я понял, что в баре включен телевизор.

Посиживают себе, потягивают пиво, смотрят ящик и ждут Стэна.

Я стал плакать громче.

Вдруг у меня за спиной раздался звук открывающейся двери. Мягкий, приглушенный скрип, а потом я услышал, как ее закрыли. Я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит, как будто вокруг этого человека внезапно сгустился воздух.

Я никак не мог успокоить дыхание; слезы текли по моему лицу и капали на кровь. По бетону прошелестели тихие шаги. Кажется, я пытался сказать «пожалуйста» или «подожди».