Иван задумался. Процесс протекал туго, с заминками. Наконец он произнес:
— Пресветлый князь, дело было так...
...Три богатыря да Иван-дурак сидели в трактире и пили ядреный русский квас. Илья Муромец рассказывал о своей любви к Алене.
— Как мне жить без нее, не ведаю! — воскликнул он в заключение. — А все ж верю: Владимир ей прикажет, и пойдет она за меня!
— Ох как прав ты, — воскликнул Алеша с восторгом, — справедлив наш князь! Третий месяц нам жалование не повышает, а все равно люб нам Красно Солнышко! — Сказал и квасу выпил.
— Потому не повышает, что абы как мы ему служим, — разрыдавшись поддержал друзей Добрыня. — А надо б получше! Как земле русской!
...Владимир ошалело смотрел на дурака. Потом спросил:
— И ты надеешься, что я поверю в сей бред?
— Надеюсь, — признался Иван. — Черномор на ухо туг, недослышал, сам додумал и наябедничал.
— Слово дурака против слова Черномора, — усмехнулся князь. — Кому поверю, как сам разумеешь?
— Черномору, разумею, — обреченно вздохнул дурак.
— Так-то, — сказал Владимир назидательно. — А чего припозднился с оправданиями-то? После кваса отходил?
— На сходке ВБО я был.
— Не матерись при дамах! — сурово оборвал его князь. — Где был, что делал? Объясняй!
— Былины слушал, медовуху кушал, — начал перепуганный Иван. — Сидели бояны, не трезвы не пьяны, друг другу улыбались, в любви признавались. Самый главный был боян...
Со страху и под влиянием воспоминаний дурак заговорил стихами. Князь и Несмеяна обалдело слушали рассказ о боянских спорах, о новых былинах и о появлении зеленоголового бояна.
— Волосы — как травка, на шее — бородавка, грамотка подделана, да отлично сделана...
— Рифма слабая, — вставил князь.
— Я же там стоял на страже, думал, вдруг прорвется враже? Как услышал про наветы, прибежал едва одетый. Вот стою перед тобой и рискую головой...
— Во! — оживился Владимир. — В конце ты малость раздухарился. Стоишь и рискуешь, точно. Все остальное — чушь собачья. Бояны — интеллигенты, медовуху не пьют. Людей с зелеными волосами не бывает. У китайцев волосы синие, то всем известно, а вот зеленых в природе нет. Что с тобой делать дурак?
И тут княжеские палаты сотряслись от хохота. Задрожали стекла, посыпалась штукатурка, испуганно поникла ветками березка в кадке.
Смеялась Несмеяна. Заливисто, радостно, тыча пальцем в Ивана и хватаясь за грудь. Владимир неумело перекрестился и запричитал:
— Доченька, доченька, что с тобой? Поперхнулась что ли? Успокойся! Ничего смешного нет! Это просто дурак!
— У... у него... у него на штанах... — Несмеяна зашлась в хохоте, потом зарделась и скромно закончила: — ширинка расстегнута. Вот как торопился.
Иван-дурак, заслонясь булавой, торопливо приводил штаны в порядок. Князь Владимир чесал затылок. Потом задумчиво сказал:
— Интересно, почему тебя такая малость насмешила? Видать, и вправду замуж пора... Иван, ты понял? Несмеяна — невеста твоя отныне!
Иван поднял на князя глаза и неуверенно улыбнулся. Потом перевел взгляд на царевну, и улыбка погасла. С минуту в душе дурака продолжалась тяжелая борьба. Затем он спросил:
— А полцарства? Можно получить ту половину, где подвалы с дружками моими?
— Какие полцарства? — засуетился Владимир. — Комнатку во флигеле выделю, земли надел — пожалуйста! Мы ж ее, фактически, вместе рассмешили! Значит, и награду делим. Родную дочь в жены брать уже немодно, так что поделим все культурно. Тебе — царевну, мне — приданное.
— Тогда не получится, — отрезал Иван. — У меня уже есть милая.
Владимир обомлел.
— От царской дочки, собака, отказываешься?! Позоришь?!
— Сам собака! — взорвался вдруг Иван. — Правы были дружки, собака ты, князь!
Ох, зря он это сказал. Но было поздно. Владимир махнул рукой, и отовсюду повалила стража, прятавшаяся до того под лавками, столами и в кадках с березками. Дурак попробовал сопротивляться, но силы были не равны. Вскоре его повязали, и остатки стражи уволокли дурака в подвал. Князь Владимир утешал вновь плачущую Несмеяну:
— Ничего, ничего, жили без мужа и дальше поживем. Не плачь, девчонка. Пройдут дожди. Дурак найдется. Ты только жди.
Несмеяна ревела.
Князь сказал жалостливо:
— Ну, хочешь, я ширинку расстегну? Посмеешься.
— Не-е-т, — замотала головой Несмеяна, — мне у тебя не смешно-о-о.
Владимир вздохнул, посмотрел вслед полоненому Ивану и печально сказал:
— Однако, каких людей теряем! Лучших людей...
Сидел за решеткой в темнице сырой, страдая с похмелья, дурак молодой. Ох и муторно же ему было! Друзей не спас, а еще хуже подставил. Сам в немилость попал. Царевну обидел, князя оскорбил. Опохмелиться нечем.
— Эй, дурак, передача тебе, — маленькое окошечко в железной двери камеры открылось, и разукрашенный синяками стражник протянул Ивану бутыль и огромный каравай. — Девка твоя, Марья-искусница, передала. Я отпил пару глоточков, ты уж не серчай.
Иван посмотрел на бутыль.
— Глоточки-то у тебя богатырские. Как глотнешь — четвертушечка, присосешься — поллитровочка... Что, у меня и прав никаких нет?