Иван крепко зажал рот боевой рукавицей. Ему вдруг явственно вспомнилось, как стоящий в обнимку с полоненным печенегом Мойшей Емеля вопит: «Закуски нет, Иванушка?! Не беда, исправим! Мне для тебя и
– У тебя память часто отшибает? – поинтересовался Иван.
– Нет, сегодня впервой такое случилось… Как медовуху пили – помню, как печенега полонили – тоже. А дальше – хоть убей… К слову, убивать-то ты меня будешь?
– Что ты, Емелюшка, – ласково сказал Иван. – То шутки наши, богатырские. Ну, пора мне.
И он тоскливо пошел дальше, вытирая о кольчугу измазанные в бананах пальцы. Бедный Емеля! Лишился своей единственной опоры – щуки! А ради кого? Ради него, дурака! Как тут обижаться…
Иван всхлипнул, промокнул глаза носовым платочком и сослепу налетел на бредущего по двору богатыря.
О, это был богатырь так богатырь! Лицо его было отмечено печатью аристократизма, булава была украшена каменьями самоцветными, а походка – почти тверда. От Иванова толчка он упал на землю, но сноровисто поднялся и насупил брови.
– Извиняйте, – буркнул Иван и попытался проследовать дальше. Но богатырь крепко держал его за кафтан.
– Добрый молодец! Вы скверно воспитаны! Вы толкнули богатыря, находящегося в состоянии жестокого похмелья, и считаете, что это вам сойдет с рук?!
– Я толкнул вас нечаянно, а толкнув – извинился, – ответил Иван, пытаясь освободиться. Богатырь отпустил кафтан, но вслед презрительно бросил:
– Сразу видно, что вы не киевлянин…
– Да! – взвился Иван. – Из-под Мурома я! Но это обстоятельство не помешает мне окоротить на голову заносчивого киевлянина!
– Хорошо, – промолвил богатырь довольно. – В полдень на Куликовом поле. И не забудь мамке с папкой отписать, что погиб от рук Добрыни Никитича.
– Добрыня! – охнул Иван. Но богатырь уже удалился в казарму.
Продолжая свой путь по двору, Иван прикидывал, как поделикатнее сообщить родителям горестную весть. Может, сначала написать все свежие новости, а в постскриптуме упомянуть: так, мол, и так, убит Никитичем… Или наоборот: сначала сказать, что помер от рук Добрыни, а потом весело пересказать предшествующие собы…
Сегодня у Ивана был невезучий день. Он не заметил группу богатырей, едущих наперерез, и был сбит лошадью того самого толстого богатыря, который давеча так ловко расправлялся с сотоварищами на лестнице. Наткнувшись на покрытый кольчугой лошадиный бок, Иван-дурак запнулся и упал под конское брюхо. Богатырь остановился и с хохотом заявил:
– Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему двору! Со смеху помрешь!
– Дави его, Илюха! – радостно посоветовал ему другой богатырь.
– Да ладно, пущай живет. Тем паче, по роже судя, земляк он мой.
Иван потряс головой и сел под лошадиным брюхом. Посмотрел вверх и поморщился. Позор! Даже не конь добрый его сбил, а добрая кобыла.
– Славная у тебя лошадь, Илюшенька, – подал тем временем голос тот богатырь, что советовал задавить Ивана. – Будь эта кобыла конем, была б ей цена триста рубликов.
– Ха! Эта лошадь отродясь конь, а цена ей – пятьсот рублей! – не моргнув глазом, соврал Илья. – Эй, добрый молодец, долго будешь под моим конем разлеживаться?
Иван-дурак вылез из-под лошади, раздвинув спускающиеся, видно для маскировки, до самой земли звенья лошадиной кольчуги, и ехидно ответил:
– Был бы конь – сразу б вылез! Искал я, за что ты пятьсот рубликов отдал, а нашел только на триста!
Наступило гробовое молчание. Илья поднял булаву, потряс ею, потом сдержался и коротко произнес:
– Ровно в полдень…
– На поле Куликовом, – поддержал его Иван. И, понимая, что помирать все равно придется, добавил, куражась:
– Только не подводи своего коня к моему Гнедку. Он у меня как огонь жарок, не устоит!
– Не люблю я земляков убивать. Да придется, – со вздохом сообщил богатырь. – Пока, муромчанин!
«Земляков?..» – понял вдруг Иван.
– Илья Муромец?! Заступничек?!
Но тот уже ехал дальше, сокрушаясь о нынешней молодежи, которая не способна отличить коня от кобылы.
– Так, доигрался, – пробормотал себе под нос Иван. – Добрынюшка-то добрый, может и пощадить… А вот Муромца я обидел знатно… Кто ж меня, дурака, за язык тянул? Ой-ой-ой.
Он взнуздал Гнедка и печально промолвил:
– Теперь буду практиковать хорошие манеры. Без закуски не пить, матушке письма писать… С богатырями не ссориться. О! Кстати…
Перед Иваном стояла группа о чем-то оживленно беседующих богатырей. Один из них, тощий и интеллигентный, был дураку знаком. Именно его использовал Муромец на лестнице в качестве булавы.
Так вот, из кармана этого богатыря случайно вывалилась грамотка. И рассеянный богатырь, наступив на нее кирзовым сапогом, стал втаптывать бересту в грязь.
– Расступись, расступись! – заорал Иван и, ловко перегнувшись с коня, выхватил грамотку из-под сапога богатыря. Тот смерил его гневным взглядом и заявил:
– Что это вы, молодой человек, в грязи роетесь?
– Вот, – радостно пролепетал Иван, протягивая богатырю грязную бересту. – Вы письмецо обронили.
– Это не мое письмо.
– Но я же видел, как оно выпало из вашего кармана! – настаивал Иван.