…У днепровского берега, на окраине Киева, там, где бабы белье полощут, а девки по весне голыми купаются, вода забурлила, и на поверхности показались четыре изрядно перемазанные головушки.
– Халтурщики! – ругался Иван-дурак. – Это ж надо – полдороги до Днепра самим прокапывать пришлось! Ох, пожалуюсь князю…
Однако, вспомнив, что князь им теперь – не защита, Иван замолчал, закручинившись. Добрыня, оттираясь, ласково похлопал его по плечу:
– Ничего, Иван! Русь велика! Схоронимся от пса смердячего. Вот отмоемся маленько и…
– К Марье-искуснице, – докончил Иван.
– Точно! – оживился Алеша. – Дело говоришь. Потри-ка спинку.
Глава седьмая,
Попарившись в Марьюшкиной баньке, похлебав кваску и зажевав на скорую руку белорыбицу, три богатыря да Иван-дурак отдыхали на лавках дубовых. Вокруг них суетился Емеля. Стряхивал пыль с булав, отирал пот со лба Ильи и поминутно спрашивал:
– Так ты говоришь, тут она и рассмеялась?
Дурак кивал.
– Эх, знать бы раньше, штаны бы скинул. Пусть ухохочется, – сокрушался Емеля. – Эх… Что делать-то будем, братья-богатыри? Бунтовать?
Богатыри презрительно посмотрели на Емелю, но все же снизошли до ответа.
– Негоже русским богатырям Киев-град разорять, – степенно молвил Илья.
– Лучше схоронимся, – обронил Добрыня.
– Тем более что и по шеям надавать могут, – добавил Алеша. – Вставай, Иван! Пора. Прощайся с Марьюшкой. – И добавил, ухмыльнувшись: – Я-то теперича вроде как и незнаком с ней вовсе…
Пропустив последнее мимо ушей, Иван прошел в Марьюшкину горницу. Искусница сидела у окна и, близоруко щурясь, вставляла нитку в иголку. Рядом лежал прохудившийся сарафан.
– Марья, давай попрощаемся трогательно, – застенчиво сказал дурак.
– Трогательно нельзя, неприлично, – вздохнула Марья. – Черномор еще и обсохнуть-то не успел после утопления, а ты уже руки распускаешь… Иди, я тебя без троганий приголублю…
Через несколько часов степь русская гудела под копытами богатырских коней. Впереди мчались Илья Муромец и Иван-дурак, за ними ехали Добрыня с Алешей. Замыкал отряд Емеля на саврасой кобыле. Он поминутно вздыхал, вспоминая то ли печь теплую, то ли – Несмеяну бесстыжую. Долго ли, коротко ли они ехали, то никому не ведомо. Но вот Илья Муромец насторожился и, приставив к глазам ладонь, всмотрелся в даль. Все повторили его жест и увидели на горизонте сплошную стену пыли.
«Полчища несметные!» – догадались богатыри.
«Богатыри!» – догадались полчища и повыхватывали сабельки острые да мечи тяжелые.
– Что делать будем? – нарушил напряженное молчание Илья Муромец.
– Отступать, – с готовностью предложил Попович.
– К собаке-князю в зубы? – иронично спросил Добрыня. – К тому же полчища в Киев и направляются. Догонят.
– Так постоим за землю Русскую! – вскричал Иван, доставая булаву. – Не пройдет тута тать половецкий!
Друзья с сочувствием посмотрели на булаву, но спорить не стали. Выхода все равно не было.
Полчища надвигались. Алеша торопливо слез с коня, упал на колени и стал молиться: