Остров с зелёной травой (история одной экспедиции)

Дмитрий Владимирович устало смотрел на нее, думал о том, что пока она в стельку не напьется – спать ее не уложить, и мечтал поскорее прилечь.

– А ты меня хоть капельку любишь? – спросила она заплетающимся языком.

– Разумеется.

– А я тебе нисколько не верю, – она отпила виски из стакана и начала гримасничать. – Если бы любил, то не пустил бы купаться. И в Фигерас отвез бы. И в море трахнул.

– Ты очень громко говоришь, пойдем в дом, – предложил он. Видя, что она колеблется, добавил: – Выпить возьмем с собой.

Они прошли в спальню. Уходя, она захватила с собой бутылку. В спальне он сел на кровать, а Ларка – в кресло напротив.

– Как твоя рука, – вспомнила она, закуривая сигарету, – болит?

– Ноет немного.

– Из-за этого ты не смог в море, да? Тебе было бы хорошо. А все-таки, откуда у тебя синяк, Димка? – прищурив глаза и ухмыляясь, спросила она.

– Я же тебе говорил, ударился о ступеньку… Давай ты не будешь больше пить, – спохватился он, надеясь, что Ларка достаточно пьяна и не обратила внимания, но было уже поздно.

Отбросив голову назад, Ларка картинно затянулась сигаретой и посмотрела на мужа злыми глазами.

– Как о ступеньку? О какую ступеньку? – трезво и зловеще спросила она.

– Ступеньки бывают только у лестницы, – раздраженно ответил он и потянулся к ней: – Дай сюда бутылку, хватит уже.

– Оставь бутылку в покое! – закричала она, пряча виски за спину. – Ты же ударил руку о перила, скотина такая! Что ты мне врешь!

Она с трудом встала и как была в купальнике, с бутылкой и сигаретой в руках, так и выскочила из спальни и побежала в кухню. Мерседес возилась у плиты и на шум повернулась к Ларке. Ларка вплотную подошла к ней, схватила за край передник, задрала его кверху и воскликнула:

– Вот он – передничек-то! – Потом вытянула перед собой руку с бутылкой и принялась тыкать в нее другой рукой с сигаретой. – Это твоя работа? Понимаешь, о чем я говорю? Мужу ты синяк поставила?

Темные глаза Мерседес почернели. Она с ненавистью смотрела на Ларку, держа в руках половинку репчатого лука и нож, и молчала.

– Так это ты, значит? – залилась пронзительным смехом Ларка, схватилась за живот и согнулась пополам.

Она хохотала, держась за стол, и никак не могла успокоиться. У нее началась истерика. Она приложилась к бутылке, облилась виски и в полусогнутом положении от раздирающего ее смеха заспешила обратно в спальню, по дороге задевая плечами за дверные косяки и безбожно ругаясь.

– Повелся на ее передник, да?! – завизжала она с порога. – Отвечай, козел козельский, повелся?!

У Дмитрия Владимировича от ненависти все внутри заклокотало. Ему было плохо, в этот момент он мечтал только об одном: чтобы этот день поскорее закончился. А Ларка уже не могла остановиться.

– Так я ничего не поняла, она дала тебе или нет? Не дала? – она надрывно захохотала: – Вот ведь сука каталонская!

Потом неожиданно замолчала и заплакала, размазывая по щекам слезы и потекшую тушь. Вид ее был жалок. Он смотрел на нее без капли участливости. Ему казалось, что эта немолодая пьяная женщина в мокром купальнике, с растрепанными крашеными волосами и перемазанным тушью лицом попала в его жизнь случайно и зачем-то надолго задержалась.

– А хочешь – я тебе свой передник достану? Чем мой хуже? – сквозь слезы предложила Ларка.

Она бросилась в гардеробную, прикатила оттуда еще не разобранный чемодан, открыла его и начала расшвыривать вещи перед носом у мужа, ища передник.

– Да где же он?! – закричала она, добравшись до дна. – Ты не брал?

Дмитрий Владимирович молчал. Она отпихнула чемодан в сторону, подошла к нему и принялась трясти его за плечи.

– Дима, ты же любишь меня и без него, правда? Это ведь не страшно, что я уже старая? Ты же любишь старых, так ведь? Ну, отвечай, так ведь?

Он с удивлением поднял на нее глаза.

– Что ты несешь?

– Ты что же, думаешь, я ничего не знала про твою мамочку? – снова отвратительно завизжала она.

– Про какую мамочку? – зло спросил он и схватился рукою за грудь.

– Про ту, которая тебе в мамочки годилась! – торжественно объявила Ларка и ткнула мужа пальцем в лоб.

Он стиснул зубы до скрежета, голова у него закружилась. По его лицу Ларка поняла, что до него дошло, о ком идет речь.

– Да, я про твою старую буфетную шлюху! – залилась она истеричным смехом, тряся перед его носом складками живота.

В глазах у него потемнело. Он схватил жену, швырнул ее на кровать, наклонился над ней и замахнулся кулаком.

– Заткнись, тварь! И не смей…

И в этот миг, когда Дмитрий Владимирович был как никогда искренен в проявлении своих чувств, часы его стекли с камня на землю и стали кучкой пластилина.

Договорить он не успел, повалился набок на кровать рядом с Ларкой, захрипел, отрывисто вдохнул пару раз без выдоха, как будто хотел успеть наполнить легкие перед безвоздушным полетом или глубоким нырком, и затих; тяжелая рука его со сжатым кулаком рухнула Ларке на грудь.