– Я жду объяснений, полковник!!! – Гирин вплотную приблизился к Баркову и хищно, снизу, разглядывал его тяжелый подбородок, словно раздумывая, врезать по нему или нет.
– Тут такая история, – Барков подыскивал слова, -… и смех, и грех! Кто-то позвонил в ВИП-зал "Домодедово" и просто поинтересовался, улетел ли господин Каленин в Астрахань. Ну, а там подтвердили: улетел!…
Гирин беззвучно и коротко выругался одними губами.
– Они требуют выдачи Каленина в течение получаса! – хмуро продолжил Барков.
– Ну и пусть требуют, – неожиданно спокойно среагировал Гирин. – В Беслане, к примеру, Дзасохова требовали выдать, но мы же тогда не пошли на поводу у террористов.
– Погодите! – голос Каленина предательски сорвался, выдавая волнение. – Дайте я с этим Глуховым поговорю. Вдруг что-то прояснится…
– Поговорить можно! – легко согласился Гирин. – Давайте прямо отсюда! Связь сюда!!!
…– Я Каленин! – произнес Беркас Сергеевич через пять минут в микрофон. – Что вам от меня нужно?
На том конце послышался смешок, и густой мужской голос произнес:
– Значит, не соврали в Москве. Прилетел… Честно говоря, не ожидал!
– Скажите, зачем я вам? – хмуро уточнил Каленин, и его снова подвел голос, который вдруг резко осип на последнем слове.
– А что, господин депутат, – послышалось в эфире, – вы действительно готовы на остров приехать?
– Если взамен отпустите женщин и детей, готов! – неожиданно для самого себя заявил Каленин и тут же смертельно испугался своей спонтанной отваги. – Только я не депутат.
Где-то там, на острове, Глухов снова усмехнулся и сказал:
– Дайте военных!…Вы зачем его этим глупостям научили? – спросил бывший полковник, услышав голос Баркова. – Какие обмены? Если я захочу, такой обмен вам предложу, что вы мне этого дядю в коробку положите, бантиком перевяжете и сами сюда доставите! Да еще туш при этом через усилители исполнять будете!…Значит, так: давайте сюда этого Каленина. Мне с ним потолковать надо! Давно ни с кем из русских не разговаривал. Из тех, что при власти. А мне есть, что сказать… Гарантирую, что не трону его, в смысле не пристрелю… Слово даю!
– Ты уже слово давал! – рявкнул в ответ барков Барков. – Присягой называется! Как тебе верить?
– Не хочешь, не верь! – огрызнулся Глухов. – Готовь бантик и… гробы!
– Послушайте, – робко заговорил Каленин, взяв рацию из рук Баркова, – там у вас родственники мои. Я готов, если так надо. Но отпустите, пожалуйста, детей хотя бы.
– Что, и дети все твои? – насмешливо уточнил Глухов.
– Пожалуйста! – попросил Каленин, и у него это получилось так жалобно, что Глухов еще раз откровенно хохотнул.
– Давай, приезжай! Только вот что… Это я к военным обращаюсь! Устройства там всякие передающие на него не вешать! Все равно узнаю…За ним сейчас наш катер подойдет! А вечером, если вести себя правильно будет, то детей отпущу. На вес… Сколько в катер влезет, столько и отпущу…
…Каленина в катере тщательно обыскали, прощупав каждую складку на одежде. Парни гренадерского роста в масках не произнесли ни слова. Только когда катер ткнулся носом в прибрежный песок, один из них, выбросив к берегу шаткие металлические мостки, подтолкнул Беркаса в спину и произнес что-то гортанное: пошел, мол!
Глухов сидел в конторе на корточках возле окна, рассматривая что-то на полу. Потом вскинул голову, оглядел Каленина и сказал:
– Что делать с этим дедом, а? Мало ему выбитых зубов! За нос вздумал меня водить! – и повернулся к своим бойцам, которые стояли возле дверей: – Краска отвалившаяся – раз, следы на подоконнике – два… На чердаке они прятались, потом через окно ушли. Куда смотрели, джигиты?
Глухов смачно плюнул на пол и приказал одному:
– Переводи!… Забываю, что не все по-русски понимают!
Тот заговорил, и Каленин догадался, что звучит арабский язык.
Переводчик закончил, выслушал ответ и обратился к Глухову:
– Они говорят, что все обшарили! Чисто было!
– Чисто?! – подскочил Глухов и пошел на переводчика, поводя крутыми плечами. Его лицо, и без того красное, стало просто бордовым. Как все белокожие веснушчатые люди, он под южным солнцем обгорал мгновенно, и теперь чувствовал, как воспаленное ожогом лицо еще сильнее наливается кровью от накатившего гнева.
– А куда же они делись, – заорал он, – под землю спрятались?! Дураку ясно, они на острове и вооружены! Да и этот, что в переговорщики набивался, он же вместе с ними был. Которого Мирсаид узнал!…Вот, Каленин, – Глухов развернулся к Беркасу, – будь свидетелем, не я войну с этими ментами затеял. Я ведь что сделаю: выведу десятка полтора баб на улицу, да и объявлю через мегафон: если не выйдете, расстреляю всех к чертовой матери! Как думаешь, что будет? Как они поступят, менты эти? Вдруг шевельнется в них совесть, да и выйдут они?! После этого я их все равно расстреляю, конечно, только уже без баб. Вот и…
Глухов не успел договорить: на улице ударила автоматная очередь и тут же вслед другая. Все бросились к дверям. Один из бородачей махал рукой в сторону воды, и теперь уже все увидели, что к берегу, пытаясь как можно ниже склониться к земле, бегут двое. По ним били автоматчики.