Остров Сердце

Усадьба стояла на противоположном от пристани, заостренном конце Сердца, на высоком бугре. Противостоящий сильному течению бугор правым боком обрывался к воде почти вертикальным известковым изломом, а другая сторона образовывала пологий спуск, на котором располагались хозяйственные приусадебные постройки.

Сама усадьба представляла собой внушительное сооружение с колоннами вдоль всего фасада, которые венчала побитая временем лепнина. Штукатурка, некогда покрытая светло-розовой краской, почти повсеместно осыпалась, и сооружение приобрело неопрятный цвет, складывающийся из проступившего наружу красного кирпича, сероватой цементной кладки и остатков розовой краски. Стены эти помнили все – и юную печальную графиню, и весь неспешный островной быт столетней давности.

… После революции размеренной жизни на Сердце пришел конец.

В тридцатые кто-то усмотрел в его гордом имени образец упадничества, анатомического формализма и даже скрытой контрреволюционности. Секретарь партячейки Матвей Коровин собрал сход и объявил, что слово "сердце" для названия непригодно по причине, как он выразился, сверяясь с бумажкой, "его декадентской сущности". А прежние названия деревни и острова – Морозовка и, соответственно, Морозовский – носят откровенно эксплуататорский характер. Порешили так: поскольку народ к декадентскому Сердцу привык, его надо заменить близким по смыслу, но революционно безупречным.

Очень тогда была популярной песня – "А вместо сердца пламенный мотор". Так остров и стал Пламенным.

С этим названием жизнь на острове почему-то не заладилась. Сначала случились необъяснимые пожары. Потом затопило высоким паводком. Потом опять пожары, когда чуть не сгорела усадьба вместе с психами – но деревенские навалились всем миром, спасли…

Ну, а война буквально выкосила мужское население Пламенного. Из семнадцати пацанов, закончивших школу в 1941-м, с войны вернулись трое. В целом же мужиков поубивало, почитай, полдеревни. Причем двое – Виктор Святкин и Павел Шаляхин – стали посмертно Героями Советского Союза.

Когда особенно зачастили на остров похоронки, а во многих семьях не осталось ни одного живого мужика, островной парторг Матвей Коровин, потерявший сына, подвел под страшную арифметику свою житейскую философию: "Важный, видать, мы для Отечества народ, коли оно стольких наших мужиков на геройскую смерть определило…".

"Как же важный? – возражали бабы. – Коли нужны мы Отечеству энтому, поберечь бы мужей наших для мирной жизни. А то ведь скоро кроме тебя, старого хрена, никого не останется! Кто нам детей делать будет?"

"Не скажи! – стоял на своем Матвей. – Других местов таких, поди, и нету, чтобы разом столько павших смертью храбрых было… Для войны храбрецы нужны. А где их взять? Вот в специально отобранных заповедных местах, как в нашем Сердце, таких и находют…"

Но самая трагическая судьба постигла дом Святкиных. Тут точно был какой-то необъяснимый рок…

Святкины были большой и дружной семьей, которая жила на острове испокон веку. Пожалуй, только еще Каледины могли похвастать тем же – в отличие, к примеру, от Коровиных: мать ярого партийца Матвея служила в усадьбе прачкой и приехала вместе с графиней. Оттого, видно, и лютовала эта семейка в революцию, что была из пришлых…

Раненный на первом году и вернувшийся с германской войны глава семейства, Яков Святкин, притащил в деревню веру, в которую его обернули в плену то ли немцы, то ли иные басурманы, и вдрызг разругался с местным батюшкой, так как настаивал на всякой ереси.

Ставил под сомнение правомерность крещения младенцев, так как нельзя, мол, приобщать бессознательного человека к вере. Утверждал, что иконы и прочая церковная атрибутика – рукотворная гордыня человеческая, к истинной вере отношения не имеющая. Говорил еще, что батюшка неверно толкует священное писание, так как проповедует в воскресенье, а главным днем всех христиан является суббота, ибо при правильном отсчете дней именно к субботе Господь завершил сотворение мира.

В деревне Святкиных осуждали, за глаза называли сектантами. Тем более что Яков принципиально не пил. Кому такое чудачество понравится?

Осуждение, правда, соседствовало, с нескрываемым завистливым уважением: дети его ходили всегда в чистой, отглаженной одежде, носили башмаки, которые тот наловчился тачать в Германии, да и в школе были первыми учениками. Семья была дружная и работящая, а всю причудливость пришлой веры с лихвой перекрывала доброжелательным и открытым отношением к односельчанам, которым Святкины помогали с чисто русским бескорыстием и протестантской основательностью.

Но все же даром такая фронда пройти не могла, поэтому Святкины из самой деревни съехали и построились на отшибе.

…Полина Каледина пришла в дом Святкиных за неделю до того, как вернувшегося с гражданской главу семейства арестовали и увезли в Астрахань. Яков, как выяснилось, воевал на стороне белых. Он отступал вместе с войсками генерала Врангеля до самого Крыма, а бежать в далекую заграницу, где уже побывал в германскую, не захотел.