— Пойдем. — Она тащит меня к центру Звездных Камней, останавливаясь под тонким лучом лунного света. Это первый раз, когда я понимаю, что мы спали с ночи до утра и до следующей ночи. — Пока вы все спали, я, наверное, сотни раз пересекала эту пещеру. Может быть, тысячу — это продолжалось вечно.
Когда мой разум очищается от сна, воспоминание ударяет меня, как камень. Падающие камни, красная кровь, белые цветы. После трагедии пробуждение особенно жестоко.
— Не так уж и долго.
— Да, но пока ты была без сознания и не думала о нем, я почти ничего не могла сделать. — Она все моргает и моргает. Снова моргает. — Как бы то ни было, — говорит она со слезливым смехом, — дело в том, что я стояла прямо здесь, собирая солнечный свет, и никогда его не замечала.
Я прослеживаю за ее взглядом. Бледный лунный свет падает на основание одного из Звездных Камней, подчеркивая тусклую гравировку. Этот символ ни с чем не спутаешь. В этом свете разрезанный квадрат практически светится.
Я прижимаю пальцы к рифленому камню.
Почти все здесь холодно. Холодная земля. Холодный камень. Холодный воздух обволакивает мое тело. Но символ этот теплый.
— «Сокрыта тайна до тех пор,
Пока тот луч, ведущий взор,
Пред ним не скинет тёмных шор.»
Мое сердце не совсем понимает, что с этим делать. Оно все еще рвется на части из-за мальчика, похороненного под цветами. Может быть, это поможет Сейди и тому обещанию, которое я дала?
Я потираю гравюру.
— Я всегда представляла себе этот момент только с нами пятью.
— Это всегда был сон, — говорит Анна. — Но он был очень, очень хорош.
В течение двух ударов сердца никто из нас не произносит ни слова. А потом она говорит:
— Я рада, что мы открываем это вместе.
— Я тоже, — шепчу я.
Она изучает землю, ее губы расплываются в легкой улыбке.
Высокая тень поглощает лунный свет. Серебряный символ мигает вместе с ним.
Мы поворачиваемся, чтобы найти Чарли. Его волосы — это масса спутанных волос с правой стороны и колтун с левой.
— Что тут происходит?
— Отойди с лунного света, и мы тебе все покажем, — говорит Анна.
Он отрицательно качает головой.
— Он ушел всего день назад, а ты уже думаешь о сокровище. Как будто его смерть вообще не имеет значения.
— Какая странная мысль, — бормочет Анна, — что кто-то может забыть такую смерть.
Она могла бы говорить о его падении на землю или о том, как кровь хлынула из его спины, о нежных стеблях, пробивающиеся сквозь камень, или лепестках, обнимающие его тело. Но я думаю, что она говорит о том, что он спас жизнь Чарли. О том, что он умер, чтобы я могла сдержать обещание, данное моей сестре.
И с этим последним кусочком я уверена, мы должны найти это сокровище.
— Если мы сейчас остановимся, то какой в этом был смысл? Он умер не просто так.
Чарли кивает и делает шаг в сторону. Выпускает длинный, низкий вздох, когда разрезанный квадрат светится жизнью.
— Он пропустил самое интересное.
— Эллиот! — кричу я, хотя знаю, что Чарли имеет в виду совсем другого мальчика.
Пещера повторяет это имя снова и снова, пока Чарли пытается разбудить Эллиота. Мальчики присоединяются к нам рядом с монолитом, горько-сладкое выражение на лице Чарли и впечатляюще кислое на лице Эллиота.
— Я понимаю, что исследование 2012 года в области нейропсихофармакологии советовало не спать слишком долго после травматического шока, потому что это может привести к большему количеству симптомов ПТСР, но это смешно. На улице все еще темно.
— Свет, тьма. В любом случае, он ушел, — говорю я, поднимаясь ему навстречу. Я смотрю на волка, нарисованного чернилами на его коже. Воющий рот. Острые зубки. Покрытые мехом уши были сдвинуты назад на голове. Это достаточно реально, чтобы спрыгнуть с его тела и упасть на землю. Мои пальцы скользят по замысловатому рисунку.
— Руби, — простонал он. Он утыкается лбом мне в плечо. Вырывает мою руку у себя из рук. Мой большой палец проводит по его разбитым костяшкам.
— Мы нашли его, — говорю я. Эллиот резко вскидывает голову. — Я думаю, что моя тайна открыла нам последний ключ к разгадке.
Я могу быть лгуньей, но я могу распознать правду, и прямо сейчас она серебром свисает с моего языка. В ответ символ вдыхает воздух. Он поглощает весь ночной свет. Сквозь трещину в потолке виднеется бархатно-черное небо.
Поглощенная лунными лучами и звездным светом, метка светится неземным светом. Мои глаза слезятся от этого, такого возмутительно красивого. Чарли отворачивается, и я задаюсь вопросом, не думаем ли мы об одном и том же. Что кажется невозможным, чтобы мы испытали что-то столь вопиюще захватывающее дух после смерти Гейба. Что он должен был выдохнуть ночь, покрыв пещеру, луну и звезды мраком.
— О, — говорит Эллиот. Сейчас он стоит на коленях возле камня, хотя я не помню, чтобы он двигался рядом со мной. Его пальцы покоятся в бороздках рассеченного квадрата. Его глаза открыты, но тело неподвижно. Если бы не вздымающаяся и опадающая грудь, я бы предположила, что он превратился в камень.
— А почему он не двигается? — в голосе Чарли слышится безумие. — Как будто свет высасывает из него душу.