Тоже бешеные деньги, по словам Прокоповой. У нее сыну уже девятнадцать. Она чуть ли не пятьсот долларов военкому занесла. Игорь, конечно, об этом еще не думает, обмолвился тут, что ничего страшного, пойдет и отслужит, ну а Лаголев в своем репер...
Ох! Натка бросилась за холодильник. Что ж в ней злости-то столько? Просто фабрика по производству.
– Опять? – спросил Лаголев.
Прежняя Натка рявкнула бы: «Заткнись». Та же Натка, но в исключительно хорошем настроении, сказала бы: «То, что человек на девяносто процентов состоит из воды, – вранье. Он целиком состоит из внутреннего дерьма. Ты, Лаголев, тоже».
Нынешняя Натка сказала:
– Прости.
– Работает?
– Да.
Натка закрыла глаза. Вот оно, тепло. Шелестит, течет по жилкам. Целый мир. Целый остров. Как чудесно, что он нашелся.
– Мам.
Пришлось со вздохом выглянуть из убежища.
– Я здесь, сынок.
Лицо Игоря выразило глубокое сомнение.
– Что ты там делаешь? – спросил он.
Лаголев, негодяй, подмигнул. Мол, объясняйся, раз опять попалась. Натка незаметно для сына показала ему кулак. Лаголев развеселился еще больше. Покашливая, он встал к плите на проверку готовности сосисок с картошкой.
– Ты садись, – сказала сыну Натка.
– Вы по-уродски стол поставили, – сказал Игорь, не трогаясь с места.
– Садись, садись.
Лаголев одну за другой ловко, накалывая вилкой, сбросил невозможно-розовые сосиски в общую тарелку. Потянулся вверх ароматный парок. Разве можно устоять перед таким аппетитным зрелищем? Игорь осторожно подвинул стул.
– Вы прятки кончайте, да? – буркнул он.
– А вот папа тебе все объяснит, – мстительно сказала Натка.
Она медлила, стараясь провести на острове лишнюю секунду. Хотя бы одной ногой, бедром, рукой, мизинцем. Придет послезавтра на работу и скажет: а я, дорогие мои, отдыхала на острове. Угадайте с трех раз – каком? Не Тенерифе, не Куба, не Мальорка. Хотя Мальорка – ах, давняя мечта, бирюзовое море, песок, солнце. Но этот остров – лучше.
Лаголев тем временем слил из кастрюли воду.
– Могу и я объяснить, – сказал он, рассыпая горячие картофельные кубики по тарелкам. – Но, наверное, после, когда поедим. Натка, ты чего? Садись тоже.
– Мне две сосиски, да? – спросил Игорь.
– Да, – сказала Натка, подсаживаясь с краю стола.
Так остров оставался для нее в шаговой доступности. Если что.
– Супер.
Вооружившись вилкой, сын тут же перекинул две сосиски себе в тарелку.
– Слушай, Нат, – поместив опустевшую кастрюлю в раковину, Лаголев открыл холодильник, – у нас вроде бы еще соленый огурец оставался. Который вырвиглаз. Помнишь, его деть было некуда? Сейчас настрогали бы...
– Я съел, – сказал Игорь.
– Когда? – удивился Лаголев.
– Ну, ночью.
– Это ты погорячился.
Игорь вдруг надулся и механически разделал одну из сосисок на три части ребром вилки.
– Да я это… Я аппетит нагулял. А пришел, мама меня сразу спать погнала. Я бы оставил, если б знал.
– Так себе оправдание, – сказал Лаголев.
– Бедный огурец! – вырвалось из Натки.
– Кто? – удивился Игорь.
Лаголев захохотал. Натка сначала крепилась изо всех сил, но потом не выдержала и сама. Ей представились это сморщенное, бледно-зеленое, пупырчатое существо, доживавшее свой соленый век в банке в дальнем углу холодильника, переставшее даже гадать, когда его пустят на салат или рассольник, и сын, под голодным взглядом которого даже сухари и галеты каменной твердости приобретали гастрономическую ценность.
– Смейтесь, смейтесь, – обиделся, склонился над тарелкой сын.
Лаголев тронул его за плечо.
– Прости. В нас сейчас дури много.
Игорь выпрямил спину.
– То есть, это все-таки дурь?
Он набил рот, но не успел прожевать и теперь говорил с надутой, как у больного флюсом, щекой. Все, я не смеюсь, сказала себе Натка.
– И где вы ее взяли?
Сын краснел, когда горячился.
– Мы тебе все расскажем, – сказал Лаголев и показал глазами на тарелку. – Ты ешь давай.
– А вы?
– Мы тоже.
Лаголев начал с картофеля. Натка отломила хлеб. Игорь, ко всем телодвижениям родителей воспылавший нешуточной подозрительностью, с великолепной трагической паузой, воскликнул:
– А сосиски?
– Пожалуйста, – пожала плечами Натка.
Секунд пять сын с недоверием наблюдал, как она жует, отделив ножом кусочек пахучего розового мяса.
– Я тоже могу, – сказал Лаголев и пригвоздил свою сосиску к тарелке. – Смотри. – Он откусил сразу половину и заработал челюстями. – Вкусно, кстати.
– Папа, блин. Сам знаю, – буркнул Игорь.
Он занялся своей порцией, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды то на отца, то на мать.
– Чайник? – спросил Лаголев.
– Да, Саш, поставь, пожалуйста, – попросила Натка.
Сын фыркнул.
– Вы даже не слышите, как разговариваете! – заявил он, подгребая кубики картофеля к вилке ломтем хлеба. – Вы раньше так не разговаривали!
– Как? – спросил Лаголев, зажигая конфорку под чайником.
– Ну, как будто…
Игорь смутился. Он хотел сказать: «Как будто мама передумала разводиться». Это было нетрудно прочитать по его лицу.
– Как будто у нас все хорошо? – выручила его Натка.
– Да!
– Ну, на самом деле, все не так уж и плохо, – сказал Лаголев, доставая кружки. – Просто иногда нужно сдвинуть холодильник, чтобы это понять.