– Да ну! – скривился Игорь. – Пачкать только.
– Ты же, наверное, друзьям хотел похвастаться.
– Так это я до холодильника хотел. А посидел в холодильнике…
Мама рассмеялась.
– Юморист! Беги уже!
Раньше с мамой и не пошутить было. Больше огрызаешься, чем шутишь. А она больше орет, чем слушает. Хотя как с ним не орать? Если он только один крик и понимал, то как с ним не орать? Голова пустая, звонкая.
Кроссовки Игорь все-таки надел. Тепло. Дождя вроде не предвидится. И суббота. Если Ирка в подвале, то почему бы и нет? Но курить он, конечно, больше не будет. Так, посидит, в карты поиграет. Потреплется. Взнос, кстати… Он выковырял из кармана джинсов монету в пять рублей. Треть платы в наличии. Но нужна еще десятка.
Игорь постоял у вешалки, снял куртку. У отца спросить? У него, правда, вечно денег нет. Но мелочь-то, блин, на пиво у каждого мужика имеется! Должен же он от матери хоть какую-то заначку при себе держать.
Ага. Он поймал себя на том, какой резкий крен в сторону дали мысли. Прихожая потемнела, черепную коробку словно сжали, ты – волк, ты вышел на тропу…
– Пап!
Отец оторвался от чтения газеты.
– Да?
– Можно еще раз?
Голос дрожал. Пальцы дрожали. Внутри все дрожало. Отчаяние, холод, погружение во тьму. Вот как это бывает.
– Вставай, конечно, – сказал отец.
– Ага.
Игорь торопливо шагнул за холодильник, прижался спиной к вибрирующей боковой стенке, выровнял ноги по острову. Он вдруг осознал, что не хочет возвращаться к прошлому себе. Не хочет той скукоженной, беспросветной жизни, сплетенной из клокочущих обид, зависти, лени, игры в приставку и ослепительной мечты, что однажды он найдет «дипломат», полный денег, и тогда все приползут к нему на коленях – и мама, и папа, и Мельник, и Чехов, и даже Ирка Королева со словами: «Возьми меня, Игорь, я – твоя!».
Нет уж, спасибо, не надо.
Тепло куснуло пятки сквозь новые кроссовки. Игорь выдохнул, ощущая, как оно проходит сквозь него. Вся чушь и грязь в сердце, в душе растворялись без остатка, порождая свет. А свет бил в небо.
Почему, подумал он, почему я не могу быть таким всегда? Или могу? Надо просто как-то задержать свет в себе.
– Пап, а эффект точно дольше с каждым разом? – спросил он.
– Ну, я сужу по себе, – отозвался отец. – По крайней мере, мне кажется, что да, время эффекта увеличивается от сеанса к сеансу.
– А если час простоять?
– Я пока не знаю, сын. Я сдвинул «ЗиЛ» только сегодня утром. Но вы с мамой сможете завтра поэкспериментировать.
Игорь помолчал и решился. Присел напротив.
– Пап, а ты не дашь мне десятку?
Отец хмыкнул.
– Как быстро беседа теряет в высоких материях, когда дело заходит о деньгах. Тебе, надеюсь, не на пиво?
Он полез в карман.
– Почти, – сказал Игорь. – На пропуск в клуб. Ну, на тусовку. Сказали: пятнадцать, у меня пять есть.
– Понял. Но ты уж соображай сам, что при наших финансах… при наших финансах это может оказаться...
Отец полез уже в другой карман. Через мгновение его пальцы замерли.
– Так, а где же… Постой.
Он поднялся и исчез в комнате. Секунд тридцать Игорь слушал, как отец ходит вокруг дивана в поисках своих старых брюк.
– Что ты ищешь, Саш, – не выдержала мама.
– Счастье, – сказал отец. – Размер сорок восьмой, заношенное, но еще крепкое. Лежало, кажется, там, где ты сидишь.
– Я переложила. Это потертое счастье сейчас обитает в шкафу на средней полке слева.
– Бик зур рахмат.
Вернулся отец, крепко зажав купюру в пальцах.
– На!
– Спасибо. А у тебя на рынке подработки никакой нет? – спросил Игорь. – Пусть за небольшие деньги.
– Я узнаю, – сказал отец. – Но не гарантирую, что мне скажут: «Вах, дорогой! Почему так долго за сына молчал? Мы подарим ему бурку, коня, маузер и пусть скачет за узбекскими дынями».
Игорь рассмеялся.
– Ладно.
– А вообще, – сказал отец, – это здоровое начинание. Я свой тернистый рабочий путь прокладывал с подвоза молочных бидонов. Я чуть младше тебя был. На телеге с Алексеем, кажется, Дмитриевичем, старичок такой был морщинистый, седой, мы объезжали по утрам четыре деревни с хозяйствами и сдавали потом надоенное молоко на молокозавод. Платили мне, конечно, немного, но на конфеты и какие-то мелочи хватало.
Игорь спрятал деньги.
– Ну, я пошел.
Отец проводил его до двери.
– Ты, конечно, по возрасту не совсем подходишь, но можешь еще на почту попробовать оформиться. Там почтальоны всегда нужны.
– Все, пап, пока.
Игорь вышел из квартиры, легко сбежал по лестнице, внизу на площадке по привычке проверил почтовый ящик. Пусто. Привычка осталась с тех пор, когда они еще выписывали журнал «Пионер». Вот ведь вспомнилось! Там была классная повесть Успенского про красные пальцы и еще что-то. Детская страшилка. Лет пять или шесть назад. А то и все семь. Блин, или он вообще эту повесть в первом классе читал?