Остров Смертушкин

Марии часто снился один и тот же повторяющийся кошмар – будто бы покой ее глубокого сна нарушает прикосновение чужих бесцеремонных рук. Ее грубо трясут за плечо, потом за волосы стаскивают с лежанки и куда-то волокут. Во сне у Марии волосы почему-то длинные и рыжеватого оттенка, как у прерафаэлитских муз. Крики, пахнет горелым деревом, краем глаза она видит, как пламя пожирает крыльцо ее дома. Марию волокут по улице прямо в светлой ночной рубашке, и она едва успевает перебирать босыми ногами, царапая и обдирая их о камни грубой мостовой. Треск факелов, пронзительные вопли, свист, искаженные яростью лица ее соседей. Во сне Мария точно знает, что ее тащат, чтобы убить, растерзать. «Ведьма!» – кричат вокруг, и она чувствует на своем лице кариозный смрад чужого тяжелого дыхания. Она видела сырой подвал с каменными мокрыми стенами, чувствовала холод влажного земляного пола, слышала громкие голоса дознавателей, даже, кажется, успевала рассмотреть их спокойные восковые лица. Мария ясно видела толпу, собравшуюся на рыночной площади, и наскоро сколоченный деревянный постамент, в центре которого возвышался обугленный столб, от которого исходил запах расплавленного человеческого жира. Грубые веревки впились в кожу на ее запястьях. Страха почему-то нет, только тоскливая обреченность. Возгласы предвкушающей крови толпы сливаются в единый звериный рев, кольцо искаженных голодом и яростью лиц напоминает макабрическую бесовскую пляску. Начинается дождь, и Мария запрокидывает лицо, ловя горячечными губами озоновую прохладу крупных капель. Ее привязывают к столбу, больно заламывая руки; босая, она стоит на куче колючего хвороста. Человек в темном наряде палача, вооруженный чадящим факелом, возится под ее ногами, намокший хворост занимается пламенем не сразу. Наконец Мария чувствует колючее прикосновение огня, она слышит собственный сдавленный крик – страшный, надрывный. Она мечется, но веревки только плотнее врезаются в израненную плоть. Толпа на мгновение замирает, молчание кажется ей вечностью. Это торжественная немота воцарившейся справедливости. Кто-то закрывает рукавом нос – запах горелого человеческого мяса вызывает рвотные позывы. Кто-то плачет, но в этих слезах едва ли есть хоть толика жалости к женщине, которую заживо бросили в огромный костер, к ее скручивающейся от жара коже, к ее вспыхнувшим волосам и тлеющему платью. Наконец Мария теряет сознание, боли больше нет. Ее самой больше нет, но почему-то она продолжает видеть и догорающий костер, и столб с обугленной лысой фигурой, и омытую дождем площадь. Толпа начинает расходиться – час поздний, казнь на площади – будничное зрелище, а с рассветом в жизнь каждого наблюдателя ворвется череда привычных дел. Зрители возвращаются в свои дома, жизнь продолжается.

Впервые Мария увидела этот кошмар, когда была еще ребенком. Долго не могла прийти в себя, замкнулась, молчала. За считаные недели веселая живая девочка превратилась в мрачную тень. Она часами сидела у окна, еле заметно раскачиваясь на стуле, и перебирала в памяти подробности жуткого мучительного сна. Стала хуже учиться, забросила секцию большого тенниса, уклонялась от встреч с подругами. И перестала есть мясо. Как только чувствовала запах жареного мяса, стремглав неслась в туалет, падала на колени перед унитазом точно перед священным алтарем, и ее выворачивало наизнанку. В конце концов мать отвела ее к психиатру. И вот тут Марии повезло – молодой доктор оказался поклонником Карла Густава Юнга – основоположника аналитической психологии.

В крошечном северном городке полету мысли доктора было тесновато. На его долю выпадал преимущественно поток людей, страдающих от зимней хандры и нуждающихся скорее в порции витаминов, нежели в талантливом психиатре, настроенном копаться в хитросплетении взаимосвязей их прошлого. Иногда случалось что-то поинтереснее, например, какая-нибудь домохозяйка на сеансе терапии признавалась, что иногда хочет взять тяжелый колун и надвое расколоть голову своему давно опостылевшему мужу. Или однажды застенчивый пенсионер признался в многолетней арахнофобии – боязни паукообразных, которая обострилась с тех пор, как умерла его жена и появилось больше времени для раздумий. Раньше он был всё время занят будничными делами, а теперь внутренние демоны накинулись на него, как голодные псы на кусок брошенного им парного мяса. В страхах и фантазиях пациентов не было ничего необычного – тривиальные случаи, много раз описанные в учебниках клинической психиатрии. Но все же хоть какое-то разнообразие.

И вдруг она… Мария.

Тихая девочка-подросток, которой снились подробности инквизиторских допросов, – это был настоящий дар судьбы и материал для будущей диссертации. Психиатр взялся наблюдать ее бесплатно, что обрадовало скуповатую мать, убежденную в том, что все неврозы и страхи – это следствие переизбытка свободного времени, а вкладывать деньги в мозгоправов – роскошь и дешевые понты, к которым прибегают богачи, чтобы показаться окружающим более сложносочиненными, нежели они есть на самом деле.