Костас, выскочивший за мной следом, уложил корсара, прежде, чем он успел метнуть еще одну гранату. Другой разбойник был застрелен в тот момент, когда сунулся в бойницу, чтобы выстрелить из автомата. Он так и лежал на песке, не выпустив оружия, и глядя в небо остекленевшими глазами, с диким оскалом, навеки застывшим на его лице. Третьего прибила Лисина. Из четверых, перелезших стену, в живых остался лишь один, и он драпал изо всех сил. Еще одного снял шаутбенахт в самом начале боя, бахнув в дымовую завесу из подствольника.
— Стреляйте, стреляйте! — кричал капитан.
Но его слова пропали даром. Никто не выстрелил. Единственный нападавший, оставшийся в живых, благополучно удирал.
Только теперь мы смогли оценить, как дорого нам встала победа. Храбрый сержант Ричард Брендон, в груди которого было не менее полудюжины дырок, лежал у бойницы. Самое удивительное — он был еще жив! Но военврач, осмотрев раненого, лишь отрицательно покачала головой. Потерял слишком много крови. Адмирал со Дегтярем стояли, поддерживая друг друга. Оба были бледны, и одежда обоих была черной от крови. Пока неизвестно, своей или чужой.
— Все сдриснули? — поинтересовался капитан.
— Пятеро холодных, — ответила Лисина.
— Пятеро! — усмехнулся капитан. — Значит, теперь нас четверо против девяти! Двое с хвостиком на брата… могло бы быть и хуже!
***